Человеки. Александра Никогосян
перед бабой Катей незапертую дверь в маленький домик. Там он деловито усадил гостью к столу, включил чайник и засуетился, засуетился, собирая на стол угощение – варенье, печенье, бублики-баранки…
Баба Катя смотрела на все это и думала: "нет, все-таки что-то ему от меня нужно, иначе с чего бы такая гостеприимность"…
Наконец стол был накрыт, отец Павел сел напротив гостьи и стал молча ее рассматривать. Баба Катя смутилась. Помолчали, отхлебнули из чашек.
– Ты варенье-то бери, вот с сухариками вкусно очень, – посоветовал батюшка. Она послушно и осторожно взяла из вазочки один сухарик, но есть не стала – положила рядышком.
Снова помолчали. Потом батюшка вздохнул и сказал:
– Ну что ж, Катерина Васильевна, будем креститься.
Баба Катя отставила чашку и поднялась.
– Да стой, стой, куда ты! Чего испугалась? Сядь! Надо ведь креститься! Старая уже, помирать скоро, а куда пойдешь-то?
Баба Катя тяжело опустилась обратно на табуретку. Да, помирать скоро. Но вот куда-то идти она вовсе не собиралась. Помрет, да и ладно. Кому от этого печаль?
– Тебе, отец Павел, что от меня нужно? – прямо спросила она.
– Мне? Мне ничего не нужно. Душу твою жалко. Ты ведь с виду каменная, а душа твоя плачет… Больно ей и страшно одной…
Баба Катя напряглась. Да, страшно. Но откуда он узнал, что она одна? Она ничего ему о себе не говорила. Напряженно, до боли в больных суставах, сжала кулаки. Опустила голову и упорно молчала.
– Веруешь ли, что Бог есть?
– Нет, – честно ответила баба Катя.
– А душа?
– Душа, наверное, есть. Болит…
– А откуда же душа, коли Бога нет? Кто тебе ее дал?
– Отстал бы ты от меня, батюшка, не знаю я ничего, – тоскливо сказала баба Катя. "И так тошно" – хотела добавить, но промолчала. Сидела, сгорбившись, и пыталась вспомнить, когда же начала болеть эта ее душа…
Когда маманя за любую шалость, а то и просто так, лупила ремнем, или туго скрученным мокрым полотенцем? Или когда ее, девчонку, оклеветали на заводе за украденный якобы кошелек, который она и в глаза не видела… Чуть из комсомола не выгнали, на доску позора вывесили… Или когда Митька наигрался и бросил? Или когда… Тут баба Катя не удержалась и всхлипнула… Или когда ее доченька умерла, едва родившись? Она не знала. Просто с тех пор жила по привычке, как заведенная, и ни о чем не думала…
Отец Павел ждал. Смотрел внимательно, молчал. Потом стал рассказывать ей о Боге, о Сыне Божием – Спасителе людей. О злых и коварных врагах рода человеческого… Об Ангелах Хранителях… О покаянии и спасении души. О потерянном Рае…
Баба Катя, низко склонившись над столом, плакала. Никто и никогда ей этого не говорил. Никто и никогда о ней не заботился. С ней вообще мало кто разговаривал… И доченька ее умерла, где она сейчас?… Она плакала, а отец Павел говорил, говорил…
Наконец замолчал. Посидел, подумал. Потом решительно встал и громко хлопнул ладонью по столу.
– В общем, так, Катерина свет моя Васильевна. Идем, сейчас поисповедую тебя,