Гибель королей. Бернард Корнуэлл
лорда. – Она закудахтала. До чего же она была отвратительна: сгорбленная, скрюченная. Похожими на когти пальцами она обхватила рукоять «Вздоха змея» и направила меч на меня. – Мне следует убить тебя, Утред Беббанбургский, – заявила она. У нее не хватило сил удержать на весу тяжелый меч, и она положила лезвие на мои согнутые колени.
– Так за чем дело стало? – поинтересовался я.
Она помолчала, глядя на меня.
– Ты стал мудрее? – спросила она. Я ничего не ответил. – Ты пришел за мудростью, – продолжала она. – Ты ее нашел?
Где-то далеко за пределами пещеры прокричал петух. Я снова попытался разорвать путы, и снова у меня ничего не получилось.
– Разрежь ремни, – сказал я.
Она расхохоталась.
– Я не дура, Утред Беббанбургский.
– Ты не убила меня, – сказал я, – и это, вероятно, было глупостью с твоей стороны.
– Верно, – согласилась она. Она снова приподняла меч и прижала его острием к моей груди. – Так ты нашел мудрость этой ночью, а, Утред? – спросила она и улыбнулась, обнажив гнилые зубы. – Этой ночью наслаждений? – Я отодвинулся от меча, но она ткнула в меня острием, и на моей груди появилась кровь. Это позабавило ее. Сил держать меч у нее не было, поэтому она положила его плашмя мне на бедро. – Ты стонал в темноте, Утред. Стонал от удовольствия. Неужели не помнишь?
Я вспомнил девушку, которая приходила ко мне в ночи. Темнокожую, темноволосую, стройную и красивую, гибкую как ива, девушку, которая улыбалась, сидя на мне верхом и кончиками пальцев гладя меня по лицу и по груди; девушку, которая сладострастно изгибалась, когда мои руки ласкали ее груди. Я вспомнил, как ее колени сжимали мои бедра.
– Я помню сон, – мрачно произнес я.
Эльфаделль принялась двигаться взад-вперед, напоминая мне, что ночью делала темноволосая девушка. Лезвие меча при этом скользило по моему бедру.
– Это был не сон, – насмешливо произнесла она.
Мне захотелось убить ее, и она, поняв это, захохотала.
– Другие тоже пытались убить меня, – сказала она. – Однажды за мной пришли священники. Целая толпа, а вел их старый аббат с горящим факелом. Они громко молились, называли меня ведьмой-язычницей. Их кости все еще гниют в долине. У меня есть сыновья, знаешь ли. Матери очень полезно иметь сыновей, потому что на свете нет более сильной любви, чем любовь матери к своим сыновьям. Ты забыл про эту любовь, Утред Беббанбургский?
– Еще один сон, – сказал я.
– Не сон, – возразила она, и я вспомнил, как ночью меня баюкала моя мама, качала меня в колыбели, давала мне грудь, и я вспомнил удовольствие того момента и свои слезы, когда сообразил, что это сон – ведь моя мать умерла во время родов и я никогда не знал ее.
Эльфаделль улыбнулась.
– Впредь, Утред Беббанбургский, – сказала она, – я буду думать о тебе как о сыне. – Мне снова захотелось убить ее, и она снова поняла это и посмеялась надо мной. – Прошлой ночью, – продолжала она, – к тебе приходила богиня. Она показала тебе всю твою жизнь,