Пётр Великий в жизни. Том первый. Евгений Николаевич Гусляров
Гамильтон. Это же было тогда всё равно, что жениться на чертовке.
Вот к нему-то и захаживал царь без всяких церемоний, оставляя в прихожей вместе с шубой всю свою официальную державную стать. Он боялся причинить лишние хлопоты избранной семье и просил, первым делом, чтобы в доме не менялся обычный порядок и принятый чин застолья. Всё должно было идти своим чередом. Нечто сказочное было в том, как оборачивался он частным человеком, и это ему нравилось. Небожитель становился простым смертным мужем не лицемерно, как Иван Грозный, например, и это доставляло ему недоступное другим удовольствие. Вопреки всяким правилам, царь требовал, чтобы за дружеским застольем присутствовали все домочадцы. Необычайный оборотень, сбросивши шкуру небожителя и ставши человеком, был деликатен, он никому не хотел чинить никаких неудобств.
Тут-то всё и произошло. Царь как раз овдовел. Переживал это состояние тоже вполне человеческим манером. Томился одиночеством, которое ещё Господь Бог определил как отсутствие «помощника». Вот что и стоило бы запомнить. Жена, как в первых же строках поясняет библия, на божьем языке, прежде всего, означает «помощь».
Эта «помощь» вышла к царю в облике очаровательной Натальи Нарышкиной, приёмной дочери Артамона Матвеева и бывшей подданной английской короны леди Мэри Гамильтон. В руках она несла целиком жареного гуся, в клюве которого кокетливая качалась веточка сельдерея. Птица была не совсем та, которая указала Ною близкий берег, но символ был тот же. Берег царской вдовой жизни был где-то рядом.
Говорят ещё, что будущий канцлер Артамон Сергеевич Матвеев был не без хитрости. На красоту и породную стать Натальи рассчитывал, как на верный козырь. Но к такому повороту, который вышел, он не был готов. К концу застолья царь стал задумчив, часто взглядывал на Наталью и, незаметно для себя, вздыхал. Зато всё замечал великолепный Артамон и, надо думать, мысленно плевал через левое плечо, чтобы не спугнуть перемены, которые уже грезились ему.
И всё-таки побаивался Артамон грядущего счастья. Призвал в дом знаменитую в Стрелецкой слободе вдовую бабу-знахарку, чтоб очертила Наташу крепкой обороной от сглаза, а сам обдумывал слова, которые надо будет внушить царственному закадычному другу. Чтобы уберечь себя от дурной и злобной зависти, он должен уговорить царя от всякой поспешности. Всё должно идти заведённым порядком, как исстари, ещё от византийских правил пошло. Должен быть смотр первейшим красавицам, которые созревали и истекали живым горючим соком в высоких теремах. Впрочем, терема пониже, а то и избы побогаче, тоже бывали обследованы цепким тренированным оком царских неделикатных доглядчиков. Иностранные списыватели русских нравов тешили нерусскую читающую публику даже и скабрезными подробностями, докладывая о некоторых деталях обследования девственных живых сокровищ, наполнявших царский дворец. Их, этих прелестных перлов, бывало до двух тысяч и более. Как тут выбрать? Мука, да и только. Несмотря на вожделенную суть дела.
Надо