Научите меня стрелять. Анна Яковлевна Яковлева
привидение,– это я, Павел. Не пугайся. Степка опять забрался к тебе, я хочу его отвадить раз и навсегда.
– А как ты хочешь его отвадить?
Пашка крался к углу моего дома и не отвечал. Из одежды на нем были трусы, майки и шлепанцы, в руках что-то блестело.
– Паш, что это у тебя? – насторожилась я.
– Т-с-с-с. Табельное оружие, что ж еще.
– Ты что, стрелять собрался в кота?
– А что еще остается делать, если эта скотина с девушкой моей мечты мне отношения портит.
– Не знаю, о какой тут девушке речь идет, только в кота я тебе стрелять не позволю. Псих.
Я зашла за дом и потрясла шваброй грушу, на которой сидел Степан. Мимо нас с Павлом промчались три огромных зверя, я ахнула и припустила к веранде. Павел с пистолетом в руках вошел следом за мной.
– Иди домой, Егоров, – строго велела я соседу.
Пашка сунул пистолет под резинку семейных трусов и решительно направился ко мне. Швабра все еще была у меня в руке, и я замахнулась ею на Егорова. Он почему-то совершенно не испугался, взялся за швабру, дернул ее на себя, и когда я налетела на него, обнял меня свободной рукой. В груди у меня стало горячо, глаза закрылись. «Светка говорит, чтобы я себя не экономила», – вспомнила я совет эксперта и ответила на Пашкин поцелуй. Последнее, что я запомнила, это был звук упавшей швабры.
Очнулась я от вопля Степана, он привычно голосил под моим окном. Я-то уже привыкла, а Пашка сел на кровати и потянулся за пистолетом.
– Не смей, – предупредила я Егорова, – мы ему памятник должны поставить, а ты за оружие хватаешься.
Пашка улыбнулся и нырнул под одеяло. Я фыркнула. Степан продолжал орать.
– Ну и ну, – фыркнул Егоров, – может, он жрать хочет?
– А он что, мышей не ловит?
– Да фиг его знает, по-моему, перебивается случайными подачками.
– Весь в хозяина.
Егоров вынырнул на поверхность, лег на спину, согнул руки в кистях, мяукнул и попросил:
– Почеши мне пузо.
– Паш, тебе сколько лет?
– Двадцать девять.
– А мне знаешь, сколько?
Пашка перевернулся на бок, подставив под голову ладонь:
Луна светила ровным светом, глаза у Пашки хитро блестели:
– Конечно, знаю. Мы с тобой в одной школе учились, я в первом классе, а ты в седьмом. Стало быть, тебе сейчас,– он сделал вид, что задумался, прикидывая мой возраст,– тридцать пять или тридцать шесть. Но ты совсем не изменилась. Я все ждал, когда ты постареешь, и я перестану сходить по тебе с ума.
– А ты сходил?
– А то ты не видела.
– Я не видела.
– Да, конечно, она не видела. Еще и дразнила меня.
– Я?!
– Ты, ты. Помню, после десятого класса ты на каникулах тут торчала, а я с чердака смотрел, как ты в летнем душе моешься. Мне с чердака видна была только твоя обалденная грудь, я высунулся, чтобы пониже талии тебя разглядеть, не удержался и выпал в крапиву.
– Точно, помню что-то такое, потом баба Вера гоняла тебя вокруг дома этой самой крапивой,