Дорога на Старобалык. Были и небыли о людях и маленьких чудесах. Сергей Владимиров
криминальные отмывает. Ну, это и так весь город знает, только никто не орет во всеуслышание. Во-первых, что это изменит? А во-вторых – все жить хотят.
Хряк (так Хохрякова между собой в известных кругах кличут), вместо того чтобы закопать где-нибудь идиота по-тихому, не придумал ничего лучше, как вызвать его на боксерский поединок в защиту чести и достоинства, поскольку собрался в федеральные депутаты и репутацию взялся блюсти. А чудик возьми и согласись.
И вот стоит он передо мной, и что с ним делать, я решительно не представляю. Спасибо, Пал Палыч, благодетель.
Вздохнул я печально.
– Послушайте, дорогой мой Иван Драго, вам драться вообще приходилось?
Улыбается и головой качает. Нет, дескать.
– Хохряков, – говорю, – от груди жмет сто двадцать пять, килограммов на пятнадцать тяжелее вас и два раза в неделю тренируется в «Третьем раунде», где Степанычу, между прочим, за полгода два мешка изнахратил. Хорошо хоть, новые купил. Он вас в ринг вобьет не напрягаясь, за минуту, и даже не устанет. А вам будет очень плохо и больно, если вообще живы останетесь. Зачем это все?
Тут он ноздрями задышал и подбородком задергал.
– У Лондона в Риверу тоже никто не верил, – отвечает, – а он победил!
– Не было боя с таким боксером в Лондоне никогда. Не придумывайте. Дался вам вообще этот Хохряков! Не придете на дуэль свою, да и все. Все поймут.
Тут чудик мой на глазах преобразился в какую-то эпическую Буратину. Со стула вскочил, стакан пустой опрокинул, обеими руками в бороденку зачем-то вцепился.
– Не прийти?! – подвизгивает. – Хохряков ваш вор, вор! Все загреб под себя! А если депутатом станет?! Он же Кремль украдет и луну с неба!
Встал я, руку ему на плечо опустил, весомо так. На место усадил. Он вроде чуть притих.
– Ну хорошо, – говорю, – на минуту предположим, что пришел на бой Хохряков в дупель пьяный. После первого гонга упал и захрапел. Других вариантов победить я не вижу. Да и что победа вообще изменит?
– Как что? – возмущается. – Справедливость восторжествует, и все этому будут свидетелями. Особенность менталитета русского человека – вера в чудо. И когда оно случается, то происходящее переходит в совершенно сакральную, мистическую плоскость…
Тут я понял, что с меня хватит. Знаю я таких. Если в мозгах заколодило, то даже добрый апперкот на место их не вправит. В конце концов, мучиться всего ничего с чудиком этим, и у Пал Палыча ко мне претензий никаких. Сделаю, что смогу, по-честному.
– Ну вот что, – говорю. – Мне все ясно. Сакральная плоскость так сакральная. Значит, завтра, здесь, в восемь утра, чтобы как штык. С вечера не напиваться, с утра не наедаться.
– Я не пью совсем, – обиделся.
Где же таких делают?
– Вот и хорошо. В восемь. Хоть на минуту опоздаете – без всяких прогоню прочь, ссаными тряпками.
Тряпки не понадобились. В зал на следующее утро я пришел к половине восьмого. Чудик уже ежился