Ожидание жизни. Сергей Семенович Монастырский
на огромной полянке кемпинга собирались сотни машин, соответственно стояли сотни палаток. Счастливчики, конечно, ночевали в деревянных домиках, но нам счастливая парковка никогда не выпадала.
Главное – там были туалет, умывальник на улице и огромный навес походной кухни, где стояли газовые плиты.
Знаешь, чему я сейчас удивляюсь? Тому, что ни о каких опасностях мы тогда не думали! Помнишь, пару раз ночь нас заставала далеко от ближайшего кемпинга. И я просто сворачивал в лес, находили полянку и разбивали свой ночлег. Палатка, костер, горящий керогаз, на котором готовили ужин – мало ли кого могла привлечь эта стоянка в лесу, вдали от дороги!
Слушай! Нам и в голову это не приходило. Наоборот, нам казалось это очень романтичным и, конечно, в палатке, освещенной лишь маленьким фонариком, мы безудержно занимались сексом! А представь – один удар топором мне по голове, и сексом с тобой занимались бы штук пять чужих мужиков! Да и запорожцы на дороге не валяются!»
***
… В далекой и несуществующей уже стране, на той далекой и переименованной уже улице дом Федора стоял напротив магазина «ковры». Там шла своя, полная трагедий и счастья, ночная жизнь. Каждый час, начиная часов с трех ночи, жителей дома будили громкие аплодисменты, потом кричали «Ура!». Это шла перекличка очереди. Народ занимал очередь с вечера за покупкой ковров, которые раз в неделю или в десять дней, завозили в магазин. И эта новость какими-то неведомыми путями распространялась в городе. Первые тридцать человек точно успевали к раздаче. На остальных ковры заканчивались.
Но в очередной вечер стояло человек пятьдесят. Стоявшие в очереди отмечались по номерам в тетради у выбранного предводителя. Потом, каждый час по открытия магазина шла перекличка:
– Иванов! Двадцать первый номер!
– Я!
И так далее. Но часов с трех, кто-то, уйдя подремать в соседний подъезд, так и не появлялся, или тот, который должен был сменить уставшую в очереди бабушку, тоже не пришел.
– Иванов! Двадцать первый номер!
Молчание.
– Иванов!
И после минутной паузы, – бурные аплодисменты! Потому что Иванов из очереди исключался, и очередь продвигалась.
Это была жестокая, но справедливая борьба за счастье!
Федор, как и все честно, выполнял супружеский долг. Проходя мимо любой очереди, немедленно становился в нее. И попросив, впереди стоящего, предупредить, что он за ним, бежал к ближайшему телефону-автомату.
– Маш, я в очереди!
– А что дают?
Федор бежал узнать что дают.
– Бюстгальтеры! – рапортовал он в трубку.
– Стой! Я сейчас приду!
… Слово «купить» в той стране не существовало. Было слово «достать».
Жизнь в той спокойной и тихой стране состояла из трех частей: рабочей, общественной и личной.
Рабочая – это самая понятная и необходимая часть: утром надо было встать и идти в свое конструкторское бюро на заводе, где работал Федор.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст