Любовь & Война. Мелисса де ла Круз
гармонируя с подвеской на серебряной цепочке, висящей на шее, и единственными яркими пятнами выше корсажа были ее алые губы и блестящие глаза.
– Очень мило, – оценил Алекс. – Кажется, экономка что-то говорила о том, что нам нужна чистильщица каминов и печных труб. Я дам ей знать. Следующая.
Пегги потрясенно открыла рот, и было почти видно, как она покраснела под слоем пудры – почти. К счастью, она слишком хорошо знала, насколько красива, чтобы принимать его слова серьезно. Она высокомерно подняла бровь и отступила, позволив Анжелике занять ее место.
Анжелика в своем наряде использовала те же цвета, что и Пегги, только в обратную сторону. На фоне золотого наряда огнем переливались рубиновые украшения. Ее платье было не таким величественным, и юбки поддерживались лишь небольшим кринолином, к тому же она отказалась и от корсета, и даже от шнуровки, отчего ее талия выглядела провокационно гибкой. Пудры на ее лице и груди было немного, благодаря чему естественный золотистый тон кожи подчеркивался чудесным оттенком платья. Она сделала неожиданный ход, надев темный парик, чтобы добавить завершающий штрих к своему образу, и Элиза увидела, как удивленно расширились глаза Алекса, заметившего это. Сама Анжелика имела роскошные темные локоны, но ее парик был цвета воронова крыла, и в его обрамлении ее кожа казалась перламутровой. Губы напоминали спелые персики. Глаза орехового цвета меняли цвет с зеленого на золотой, в зависимости от того, как падал свет. Воистину, ее старшая сестра этим вечером была просто ослепительна.
Алекс поджал губы.
– Неплохо. Я бы предложил вам прислуживать за столом, если бы не опасался, что вы станете отвлекать гостей от еды.
– Вы мне льстите, – лукаво улыбнулась Анжелика.
– Вы просто не видели моего угощения, – ответил Алекс в том же тоне. – Мои блюда сильно уступают всему этому в привлекательности. Следующая, пожалуйста.
Анжелика закатила глаза и отступила в сторону. Теперь перед ним была Элиза.
А точнее, ее спина, поскольку она спешно совещалась с Хендриксом, показывая ему, как разложить тарталетки на блюде, чтобы они не сбились в кучу, «как листья у запруды», по прозвучавшему тут же выражению самой Элизы.
– И вели кухарке нарезать брезаолу[4] потоньше, – добавила она, когда лакей уже собирался слиться с толпой гостей. – Это не колбаса. Она должна таять во рту, а не превращаться в мясную жвачку.
Тут она вздрогнула, почувствовав на себе взгляды, и резко повернулась к мужу. На ее открытом лице читалась озабоченность занятой хозяйки, а не соблазнительная игривость кокетки. Она выбрала платье цвета американского индиго, глубокого синего оттенка, играющего переливами фиолетового в свете свечей. По своему обыкновению (и несмотря на поддразнивания сестры) она не надела корсет, и юбкам ее платья пышность придавал всего лишь небольшой, искусно задрапированный турнюр. Другими словами, она была похожа не на статую, а на обычную женщину, и стоило Алексу взглянуть на нее, его взгляд
Брезаола – итальянский вид вяленой говядины, предварительно замаринованной в вине.