Елена. Лев Золотайкин
Не было.
У судьбы все по порядку.
По своему составу оба курса, на которых училась Елена, до и после рождения дочери, были преимущественно иногородними.
В Москве собрались юноши и девушки из унылой советской провинции. Москва поражала и восхищала, но относилась равнодушно к нищим студентам. И они организовали свою красивую, столичную жизнь в аудиториях, в общежитии, а главное, в большом и прекрасном Доме Культуры МИИТа.
Амбициозная, приезжая молодежь кипела энергией. И вот уже гремел знаменитый в институте ансамбль – «Мальчики Томсона», пела собственная звезда – Эльда Главацкая, читал стихи, исключительно про любовь, обожаемый поэт – Саня Пригожий и дурачились на сцене несколько очень смешных ребят. КВН тогда и в помине не было, но что-то похожее, и даже лучше, они изображали.
А на наш курс «пошла Москва». Приезжих в тот год приняли намного меньше прошлых лет. Мы с Гайяром попали в первую группу, которую вообще собрали из московских медалистов, иногородних у нас было всего несколько человек.
Москва всегда была криминальным городом. Революция и войны сделали всю страну бандитской, но большая, богатая Москва оставалась первой по своей истории и традициям.
Я родился и жил на Трубной улице. Вокруг: Цветной бульвар, Сретенка, Сухаревка, Марьина Роща, то есть «воровское гнездо» столицы.
Старая Москва была дворовой. Все выходы из квартир – во двор и уже через арку на улицу. Раньше ворота в арках запирались и охранялись дворниками. Потом ворота исчезли, а дворники остались и вместе с участковыми милиционерами нас воспитывали.
Коммунальные квартиры в доме были очень тесными, поэтому крупные скандалы выносились во двор, с апелляцией к народу. Таким же манером выплескивались во двор и большие торжества и праздники.
Мы наизусть знали все самые хитрые проходные между окрестными улицами и переулками, а вот во двор напротив без дела не заходили – там была чужая территория, свои хозяева.
У нас во дворе не было старших ребят: кто-то сидел по тюрьмам, кто-то где-то пропадал, мой родной и двоюродный братья после седьмого класса уехали в Баку и поступили в морское училище, а другой двоюродный брат мотался с геологами.
Потом, когда дворовую дружбу сменила школьная, я уже в основном обретался у своих приятелей одноклассников, у Генки и Гайяра, в их «татарских» дворах.
Было время на задних партах у нас сидели здоровенные лбы – второгодники.
Потом вся эта муть постепенно рассосалась и в школе, и на улице.
К старшим классам мы стали уже вполне добропорядочными мальчиками и с девочками из соседней школы репетировали разную классику. Мой друг Генка так рвал из себя сердце Данко, что я падал со смеху, а учительница бросалась его успокаивать.
С естественным тогда волнением мы вступили в комсомол, а в десятом классе я даже был секретарем комсомольской организации школы.
В общем, учителя сумели нас увести от уголовной улицы.
Тогда