Избранный. Александр Филиппов
доли энергии, потраченной тобой на то, чтобы спаси одного из представителей их, обывателей, стаи…
Корнев попытался прогнать досадные мысли, настроиться на лирический лад, соответствующий прогулке отца с любимой дочерью тихим днём поздней осени, но не смог. Крепко засела в мозгу, червячком-паразитом точила досада на то, что обидела его судьба, обошла, недодала в жизни по-крупному.
Он вспомнил вдруг себя – маленького, в Иришкином, кажется, возрасте, в детском саду ещё. Они, дети, удачно выступили с песнями и танцами на каком-то утреннике, – тогда проводили «утренники», приуроченные к советским праздникам – 1 Мая, 7 Ноября… Воспитательница, принаряженная в расшитый стеклярусом длиннополый сарафан и кокошник, пританцовывая и кланяясь низко, обошла сидевших чинно на скамеечках детишек, демонстрируя им приз: водруженный на расписной поднос торт – роскошный, нежно-розовый, многоэтажный, и, конечно же, вкусный до умопомрачения, а потом, так же пританцовывая легко и кланяясь гибко, унесла сказочно-воздушное угощение, и больше дети этого торта в глаза не видели, так и не отведали ни кусочка.
Отчего-то и сейчас, тридцать пять лет спустя, Корневу остро захотелось попробовать того лакомства – казалось, что ничего вкуснее в жизни он не ел и уже есть не будет…
– Доктор! Геннадий Михайлович! – внезапно окликнули его.
Корнев оглянулся в растерянности. Незаметно они с Иришкой дошли до конца аллеи, где сквер пересекала оживлённая городская магистраль. На её обочине приткнулась забрызганная грязью по самую крышу белая «пятёрка» дорожно-патрульной службы. Пожилой гаишник приветливо помахал полосатым жезлом. Когда Корнев приблизился, милиционер взял под козырёк, представился шутливо:
– Прапорщик Пугаченко!
– Здравствуй, Семён Захарович, – пожал ему руку доктор. – Дежуришь?
– Да вот, нарушителей караулю… Гляжу – сосед с дочкой гуляет. Дай, думаю, поздороваюсь!
– А я уж решил, что не там улицу перешёл, – улыбнулся Корнев.
Жившего в соседнем подъезде прапорщика он несколько лет назад поставил на ноги после серьёзной автомобильной аварии, и с тех пор тот не упускал возможности при редких нечаянных встречах в очередной раз поблагодарить доктора.
– А я, вишь, хожу! – притопнул обутой в яловый сапог ногой Пугаченко. – А тогда думал – все, кранты. Инвалидная коляска. Теперь тильки на сырость ноет, да к перемене погоды… А ты, Михалыч, что-то грустный сегодня, – заметил прозорливо он. – С жинкой погавкался, или на работе шо?
– Да нет, – махнул рукой Корнев. – Кризис среднего возраста. Слыхал про такой?
– Шут его знает, – пожал плечами прапорщик. – Мне на пенсию через полгода, вот это – кризис. Как семью буду кормить – не знаю. А ты ишшо молодой…
Доктор закурил, предложил сигарету милиционеру.
– Та я ж не балуюсь. Здоровье берегу. А ты врач, а гляди-ка –