Границы в анализе. Юнгианский подход. Всеволод Калиненко
кого опыта для обеспечения безопасности и надежности терапевтического пространства. И только годы спустя я осознал, что это не только моя личная проблема: существенный ее аспект заключен в нашей социальной и культурной специфике.
Эта специфика отрефлексирована отечественными аналитиками, начинавшими свою практику еще в советское время, «в подполье» (Аграчев, 1998; Кадыров, 2000а, 2000б, 2010), и западными аналитиками, имевшими опыт работы с российскими аналитически ориентированными терапевтами (Rotman, 1996; Голдсмит, 2005; Краузер, Винер, 2005; Connolly, 2006). Одним из самых значимых выводов было заключение о недостатке «аналитического третьего» на индивидуальном и социальном уровне, что создает серьезные препятствия для индивидуации и унифицирует межличностные отношения (см., напр. Кадыров, 2000а, с. 31; 2000б, с. 14).
Для психоаналитической практики критически важным оказывается то, что в таких условиях существуют серьезные проблемы с установлением терапевтических границ в аналитическом пространстве. Проявлениями таких проблем становятся этические нарушения, как, например, реальные, внетерапевтические отношения терапевта и пациента или присутствие пациента на супервизиях своего терапевта. Я часто наблюдал сложности с границами среди коллег-аналитиков, когда, например, бывало так, что в одной профессиональной группе работали не только аналитики и их бывшие пациенты, но и пациенты, еще находящиеся в анализе. Я был шокирован предложением опытного терапевта проводить совместные интервизии аналитикам, работающим с разными членами одной семьи, сопровождавшимся комментарием: «Это может быть интересным».
Мое следующее серьезное столкновение с проблемами границ в психологической практике произошло, когда я начал работать с беженцами в рамках программы психологической поддержки под эгидой УВКБ ООН. Мне пришлось работать в центрах компактного размещения, часто в жилых помещениях моих пациентов. Справляться с трудностями поддержания профессиональных границ в таком «сеттинге» мне помогла рефлексия аналогичного опыта Реноса Пападопулоса, работавшего в Англии с боснийскими беженцами: в отсутствие аналитической рамки психолог оказывается незащищенным от «архетипической радиации» и вынужден использовать дополнительные приемы поддержания своей профессиональной позиции[1]. В этих условиях пришлось искать способы поддержания профессиональных границ, сохранения терапевтического теменоса. Один из важнейших уроков, которые я вынес из этого опыта, – необходимость осознания чрезвычайно сильной тенденции к поляризации архетипа «целитель – пациент» (беспомощный беженец – всесильный помогающий) и нахождения способов справляться с этой тенденцией.
Последним штрихом в «прообраз» моего исследования проблемы аналитических границ стал комментарий коллеги после супервизии моего случая, где были особенно актуальны такие проблемы. Супервизор из Великобритании жестко поставил меня перед проблемой безопасности теменоса в ситуации двойных отношений между аналитиком и его пациенткой. Желая успокоить меня, одна коллега сказала: «Не принимай это так серьезно. Одно дело, как у них в Англии, у нас же по-другому: многие так работают».
Три основных вопроса, на которые я пытался ответить в этом исследовании и которые хотел прояснить:
• Какова природа границ в области психической реальности, и, в частности в психоаналитической практике?
• Есть ли специфический юнгианский взгляд на установление и поддержание аналитических границ?
• Есть ли в действительности такие культурные различия, которые требуют коррекции западного взгляда на аналитические границы?
Рассматривая «пограничную» проблематику, я использую широкий круг источников из многих областей знания: помимо психологии, это философия, антропология, культурология, социология, богословие, филология и др. Для ориентации читателя в этом текстовом массиве я считаю полезным приводить развернутые цитаты из первоисточников. Чтобы не перегружать основной текст, большинство из них вынесены в примечания, помещенные в конце книги.
Работа над этой книгой была инициирована Мюрреем Стайном и Гертом Зауэром, предложившим доработать мою студенческую статью для публикации. Я глубоко благодарен им за эту поддержку моих первых начинаний. Начав перерабатывать текст, я обнаружил, насколько мало исследована эта область и как много предстоит сделать. И что итоговый текст намного превысит объем журнальной статьи. Оглядываясь сейчас на полученные результаты, я понимаю, что многие вопросы мной были лишь поставлены и еще многое предстоит сделать. Публикуя результаты далеко не полного исследования, я хочу, в частности, привлечь внимание специалистов к проблемам, чрезвычайно актуальным как для практической, так и для теоретической психологии.
Я хочу выразить искреннюю благодарность коллегам, знакомившимся с рукописью по мере ее написания, давшим мне важные ориентиры в направлении исследования и форме выражения его результатов. Я благодарен Елене Башкатовой, Елене Володиной, Юлии Казакевич, Марии Ломовой, Камале Мелик-Алихановой, Елене Резановой, Мадине Слуцкой, Наталии Федуниной.
Я благодарю Константина Ягнюка и Елену Спиркину за поддержку моего проекта
«Я постоянно осознавал абсолютную необходимость сохранения профессиональной позиции. Без установления и защиты обычных параметров терапевтической рамки (системы направления пациентов, институционального сеттинга, времени, места, ролей, культуры и т. д.) я был совершенно открыт тому, что можно было бы назвать „архетипической радиацией“ их невыносимой муки после множественной депривации» (Papadopoulos, 1998, p. 179).