У истоков Третьего Рима. Александр Бубенников
готовыми отъехать от короля в Москву, достигнуты… Что им задний ход давать ради взбалмошного сына, пошедшего на отчаянный шаг… То-то же в Литве, на всем западе обрадовались бы: сын московского государя и Деспины Софьи, известной во всем православном и католическом мире, отъехал из Москвы… Ведь с твоим бегством у государя Ивана Васильевича не оставалось тогда, в преддверии отъезда из Литвы Стародубского и Шемячича никакого пространства для политического маневра… Вот и пришлось государю Ивану жертвовать царевичем Дмитрием, невесткой Еленой Волошанкой, добрым отношением с ее отцом Стефаном Молдавским ради того, чтобы Москва укрепилась уделами Стародубского и Шемячича в великом противостоянии с латинской Литвой… Лишь низложения царевича Дмитрия требовала Деспина от мужа, чтобы ее сын-беглец вернулся… Вот и советовался несчастный государь в своих тяжких думах со своим первым боярином Холмским, зная, что тот всегда держал сторону венчанного шапкой Мономаха царевича… А что я мог посоветовать твоему батюшке?.. Он мне – иди на Вязьму и силой возврати негодника Василия! А я говорю – все равно не успею, сбежит, ищи ветра в поле… Договорились до того, что низвергать царевича Дмитрия в такой напряженный момент нельзя, надо убедить Деспину Софью вернуть своего старшего сына в Москву в обмен на обещание «благословить его на великое княжество Московское и учинить его всея Руси самодержцем». А низвержение царевича Дмитрия с его матерью и триумф Деспины Софьи с сыном состоялись только тогда, когда к повязанному клятвой государю беглый сын вернулся, и когда окончательно стало ясно, что Литва и Ливонский орден проигрывают войну Москве, на стороне которой выступили Стародубский и Шемячич. А если бы его сын Василий, покинувший Москву якобы из-за угрозы жизни и заговоров бояр против него, не вернулся к отцу, то все могло бы обернуться прахом, и верность государю Ивану новых союзников Стародубского, Шемячича, Бельского, и скорая победа Москвы в войне. Вот так-то государь Василий Иванович, долго я хранил эту тайну государственную, как твой батюшка требовал привести тебя, беглеца московского, на аркане в столицу и судить за измену Руси… А я твоего батюшку разубедил, дал возможность Деспине Софье клятвами повязать государя ради благополучия государства… Только это государственное благополучие на поверку обернулось тем, что вскоре Иван Васильевич склонился в сторону сына-беглеца, а честнейших царевича Дмитрия и его мать Елену Волошанку приказал по наущению Деспины взять под стражу и «от того дни не велел их поминать в октениях и литиях, не нарицать великим князем Дмитрия-внука, а посадить их за приставы».
Холмский бросил взгляд из-под насупленных бровей на своего государя, но тот только жалко протянул:
– А-а-а… – Василий странно поглядел на Холмского, как будто своим жалким мычанием приглашал того продолжать, не останавливаться. Он побледнел и морщился, как от сердечной боли.
Холмский безнадежно махнул рукой и отвернулся, чтобы не видеть выражение муки и тоски