Одинокая охота. Магнус Йонссон
я не могу вдаваться в подробности, – сказал Рикард и заметил, как она помрачнела. Он колебался. Растягивал слова.
– Но есть кое-какие странности. Точно как ты и говорила, у нее, похоже, отсутствовали причины кончать с собой. И мы не нашли в квартире ничего, что могло бы объяснить, почему она вдруг решила повеситься.
«Но также ничего противоречащего версии самоубийства, во всяком случае, никаких следов борьбы», – подумал он.
Линн уставилась на свою чашку.
– Кто-то предупредил нацистов о том, что Ильва и ее группа собираются напасть на дом в Тюресё, – сказала она и провела пальцами по ее краю. – Но они все равно не могли взломать их компьютеры и мобильники. Акции подобного рода в АФА обычно готовят без использования электронных средств связи. По словам Ильвы, так все было и в этот раз. Они не хотели оставлять следов.
– Мне нужны имена членов ее группы. Тех, кто остался.
Линн опустила взгляд и не ответила. Рикарду пришлось сжать зубы, чтобы не показать свою злобу.
– Если ты молчишь из-за глупой лояльности к АФА, забудь про нее, иначе мы не сможем сотрудничать. Если какой-то нацист внедрился в группу, нам необходимо поймать его. Если речь идет не о суициде, а об убийстве, то это определенно дело полиции, – сказал он и сделал несколько больших глотков чая. Обжег себе язык. И с раздражением ждал ответа.
Линн сидела молча. Ильву убили. Она не видела альтернативы. Но действительно ли речь шла о лазутчике? Об Антоне? АФА вряд ли могла бы взять в свою группу человека, не проверив его самым тщательным образом. И Ильва тоже при ее опыте по части наблюдения, слежки и конспирации.
А может, кто-то из членов других групп все-таки совершил оплошность, поговорил с кем-то по небезопасной линии, и его подслушали? Даже если нацисты не всегда отличались достаточными техническими навыками, им, похоже, удалось выяснить адрес Ильвы, а потом они убили ее, отомстив за нападение на базу в Тюресё.
Или это и правда было самоубийство? Она отодвинула в сторону свою чашку и принялась нервно барабанить пальцами по поверхности стола.
– Я уже не знала ее так хорошо, как раньше, – сказала она. – Мы почти не общались в последние годы. Я не поверила ей, что какой-то нацист мог внедриться в группу. Насколько я знала, такого ведь никогда не случалось ранее.
Она подняла руки и прижала пальцы к неистово пульсировавшим вискам.
– Но я и не поинтересовалась, как она себя чувствовала, – продолжила Линн. – Я помню, что значит постоянно жить в напряжении. Во власти страха. Все время ходить словно по лезвию бритвы. Возможно, она и не выдержала в конце концов.
Линн подняла взгляд на Рикарда и добавила:
– Все ведь катится в тартарары. Трамп, Ле Пен, Орбан, Окилов. Вместо любви повсюду пропагандируется ненависть. А вдруг она не смогла больше?
«Откуда мне знать, – подумала Линн. – Я ведь даже не поинтересовалась. Моя голова была забита сравнением разных симметричных Triple-DES-систем шифрования. Я целиком погрузилась в свое исследование. В то время как моя подруга не могла больше жить. Или в то время,