Гавань. Максим Шмырев
знаете, сколько есть неизведанных заброшенных путей, построенных очень-очень давно, я бы даже сказал, в незапамятные времена… Когда Древо было ещё совсем юным… Они проходят через пустоты в Стволе, по Ветвям, внутри них, множество тайных тоннелей над медленными, застывающими потоками… Некоторые ведут наверх, а некоторые вниз – в самый низ…
– И как далеко ты продвинулся? – спросил заскучавший было Форсетти.
– Я?.. Совсем недалеко. Местные линии, а потом эта небольшая станция на Хёгландской Ветви… Однако я все время думал о них, о поездах, идущих через длинные, бесконечные тоннели; поезда идут, а потом выезжают из них, и сначала солнце, а потом набегают облака, начинается дождь, ты подъезжаешь к перрону в странно знакомом городе и встречаешь кого-то, или кто-то встречает тебя…
– Стоп, там что-то происходит! – Фрейя подбежала к повороту, с которого открывался вид на Ветвь.
Вдали послышался звук выстрела, за ним – следующий.
…Хёд увидел стоящего за бензоколонкой карлика. Он вроде бы прятался, но не от страха, а желая произвести эффект. Как только его заметили, он выскочил из-за колонки и весело рассмеялся. На нём был расшитый камзол и майка с надписью «Кафе „Улисс“»: лучшие устрицы». – Не ожидали меня видеть, а вот он я!
Хёд и Ньёрд отступили, подняв карабины.
– Не стоит меня бояться, – сказал карлик. – Я друг! Просто вы заблудились и я хочу показать вам выход! Вот, глядите!
Карлик достал из кармана стеклянный шарик, тряхнул его. В шарике закрутилась метель, медленно опадая на дом. Хёд узнал его – это был их дом.
– А теперь присмотрись лучше.
Как сквозь увеличительное стекло Хёд увидел Эйр и себя, лежащего рядом. Оба они спали.
– Ты ведь хочешь быть с ней? Хочешь туда? На самом деле хочешь?.. Хёд вгляделся в мерцающий шарик, у него закружилась голова, он опёрся на что-то твёрдое, чтобы не упасть. Это оказалась спинка их кровати, на которой лежали Эйр и он сам. Он подбежал к Эйр, погладил по щеке и вскрикнул. Перед ним было подобие, довольно небрежно сделанный манекен, как в дешёвых магазинах. Однако его манекен был сделан ещё хуже и с некоторой издёвкой: у него были оттопыренные уши, длинный нос, а на майке написано: «Устрицы уплыли в неизвестные моря».
«Вот и попал в историю…», – подумал Хёд, борясь с паникой. Он взял себя в руки и осмотрелся по сторонам. В доме было не тепло и не холодно и совершенно тихо. За окнами падал снег. Однако приблизиться к двери или окнам Хёд не мог: дом реагировал на его движения и начинал меняться – стена, к которой он хотел подойти, отдалялась, а боковые стены сжимались, пока Хёд не оказывался в узком коридоре. При этом предметы перемещались на стены и становились будто бы нарисованными. Когда он с трудом делал шаг в обратном направлении, стены постепенно расширялись, пока Хёд снова не оказывался рядом с кроватью.
Потянулись часы заточения. Хёд обнаружил, что ему не грозит смерть от жажды или голода – эти чувства просто