Гавриил, или Трубач на крыше. Валерий Заворотный
хлеб лежал, бутылка стояла, желтой пробкой завинченная. Рядом еще одна бутылка была. Правда, пустая.
Но не радовал Василия тот стол. Потому как по другую сторону сидел, уставившись на сантехника, человек в балахоне. И страшен был лик его.
Гадал Василий, понурив голову: прямо ли сейчас впечатают его в стенку, или обождут малость, поизгаляются.
«Хорошо еще в стенку, а то ведь и прикокошить может, – горестно думал Василий. – Ему, поди, человечка пришить – раз плюнуть. Пальцем шевельнет, и готов».
Представил себя Василий Губин лежащим на грязном полу – тощим, бледным, не выпившим ни глотка, не закусившим килечкой. А до стола-то было рукой подать.
И печаль окутала душу сантехника.
– Значит, праведника ты привел, Вася? – услышал он голос архангела.
Но не басил тот, нет. И в голосе его не расслышал Губин угрозы. И злобы никакой не расслышал. Даже какая-то веселость в нем прозвучала.
Поднял Василий голову и увидел на лице архангеловом улыбку.
Улыбался старикан в балахоне, улыбался.
И понял Василий Губин, что убивать его сейчас не станут.
– Гаврюша, – выдавил он повинным голосом. – Прости! Ну, прости гада. Перетрухал я… Ну, сам посуди… Но я ж ничего. Я ж только…
– Погулять вышел, – перебил его архангел, ехидничая.
Губин тоже попробовал улыбнуться. Улыбочка, правда, вышла кривенькая.
– Ты бы сбегал, дружка-то своего вернул, – продолжил архангел. – Нехорошо одному трапезничать.
– Дык, мы это… Мы с тобой вдвоем посидим. Нам и вдвоем неплохо, – отозвался Василий. – А Семен, он чего? Он просто так зашел, для поддержки штанов. Один-то я идти побоялся, напугал ты меня утром, Гаврюша. Я спросыпу очухаться не успел, а тут… Давай вот лучше глотнем чуток, колбаской закусим, я еще кильку открою.
Гавриил ничего не ответил, поднялся и подвинул стул.
– Садись, ешь.
– А ты?
– Ешь, ешь, – повторил архангел. – Голоден, поди.
Не стал возражать Василий, тут же слетал на кухню, отыскал консервный нож, пару вилок, другой нож прихватил, два стакана, вернулся в комнату, открыл, суетясь, банку салата, банку кильки, накромсал хлеба толстыми ломтями и колбаски порезал.
– Всё, – сказал он. – Присаживайся, Гаврюша. Хочешь – на стул, а хочешь – на койку садись, я к ней стол придвину.
Архангел помедлил и сел на тахту. Губин придвинул поближе к нему круглый стол с мятой скатеркой, сам устроился напротив.
– Ну, давай чуток, для разгону! – Он лихо отвернул блестящую пробку и налил в каждый стакан грамм по сто, ибо не хотел выглядеть алкашом перед духовным лицом.
– Со свиданьицем, значит!
Гавриил покосился на водку, однако прикасаться к стакану не стал.
Василий подозревал, что тот может оказаться непьющим. Но уж больно хотелось ублажить гостя. Душевный ведь оказался мужик. Запросто мог по стенке размазать, а не размазал. И даже к столу присел – не побрезговал.
– Совсем, что ли, не пьешь, Гаврюша? –