Я не дам тебе забыть. Одем-Аниэль
как кто-то снимает с его глаз повязку. Тут же появился свет, не очень яркий, а потому не режущий глаза, а потом стали появляться и образы. Он находился в камере, освещенной лампой дневного света, которая, правда, висела за решеткой. Камера была закрыта, а компанию ему и Баку составлял один из охранников, который и снял в него повязку, а затем развязал руки. Возникла мысль ударить его сейчас, но несколько дул автоматов, торчащих сквозь решетки, говорили о том, что уйти у них получится только в иной мир, максимум заберут с собой того, кто рядом, но не больше. Потому Клин решил, что лучше остаться в той позе, в какой его закинули сюда и лишний раз не двигаться, пока охранник не выйдет. Быстро освободив Бака, человек стремительно вышел из камеры, где ему вернули и автомат, и нож.
«Ага, значит у него с собой не было вообще никакого оружия. Умно… на случай, если бы у нас получилось его захватить. Чувствую, нам отсюда просто так не выбраться».
Его предчувствия оправдались, когда он огляделся – камера была небольшой, на полу – пара матрасов, окна же не было вовсе. И решетка, которая не производила впечатление легкой добычи.
– А теперь слушайте внимательно, – начальник конвоя даже не приблизился к решетке, но его и так хорошо было слышно, – Никаких глупостей, никаких попыток побега – все равно не получится, а вот умереть… проще щас попросить вас пристрелить, чтобы не мучились. И сидите тихо, здесь не любят шумных. Возможность сходить по-маленькому можно будет заслужить, а пока придется потерпеть.
После этих слов почти все ушли, осталось только двое охранников, которые стояли где-то впереди по коридору, и на пленников уже почти не обращали внимания.
– Ну и что будем делать? – первым тишину нарушил Клин.
– Ждать. Раз сразу не прихлопнули, как мух, может еще и выживем, – напарник по беде не стал долго стоять и устроился на матрасе.
– Значит будем ждать.
Клин сел на пол, прислонившись спиной к стене, даже смог удивиться, что и пол, и стена – теплые, хоть и каменные. Он пытался понять, представить, что будет дальше, но мысли его неслись, как табун диких лошадей, для которых нет ни правил, ни границ. Периодически он возвращался мысленно к той девушке, которая им «спасла» жизнь, пытался понять, но натыкался на черную, непроницаемую стену непонимания. И тогда, испугавшись, мысли снова перескакивали куда-то, подальше отсюда, стремясь забить голову чем угодно, но эта девушка все так же продолжала всплывать. Бак не то заснул, не то задремал, по камере разнеслось мерное дыхание и посапывание.
«А будешь храпеть, я тебя буду бить,» – однако это мысленное замечание было пустым, Бак никогда не храпел.
Клин уже и сам задремал, когда его разбудил какой-то звук. Он открыл глаза и увидел, что на пол у самой решетки им поставили две железные миски с едой.
– Кушать подано, смотрите не подавитесь, – сказал ехидный голос, и Клин узнал в нем того парня, который как пушинку его поднял.
Когда камеру снова закрыли, Клин понял, что его беспокоило, как зудящй над ухом комар: камера открывалась и закрывалась