Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2. Алексей Андреевич Лагутин
в зале и не заметил, и только в антракт, пока тот беседовал с буфетчиком о вещах не столь умных, Соккон вдруг выскочил у него из-за спины, решив купить себе воды, сдав Френтоса матери со словами «Мам! Здесь продается новый Френтос! А я говорил, что вы его в магазине купили.»
«Самый верхний ярус. Неспроста, конечно.» – думал про себя он теперь, поднимаясь наверх по уже последней лестнице почти к самой натяжной крыше. По пути он не видел ни буфетов, ни мест ожидания, только абсолютную пустоту, из которой будто нарочно убрали все лишнее, что теперь этому цирку просто не пригодится. Полукруглый коридор, который и представлял из себя самый верхний ярус цирка, имел слева всего одну дверь, ведущую, судя по крикам толпы с трибун, к самой высокой ложе прямо над ареной. Проходя по деревянному полу, обитому кожей для роскоши и стиля, к той двери, он уже поднял в руке связку ключей, но, от их же звона, вспомнил, что «все двери открыты», и в этих ключах, скорее всего, толку ему с самого начала нет, а гардеробщик дал их ему лишь для того, чтобы тот прочитал оставленную на их бирке надпись. Он стоял уже около двери. Крики толпы за ней не зря, даже при немалом расстоянии между верхним ложем и трибунами, доходили до Френтоса так четко. Дверь была с самого начала наполовину открыта. Стараясь уже ничему не удивляться, и без того сам все поняв раньше, он без раздумий бросил ключи на пол, на мгновение перебив окружающий шум спереди глухим звоном удара металла о мягкий пол. Так же решительно подойдя к двери, толкнув ее плечом, он прошел внутрь, сразу еще больше ослепленный ударившим в глаза из зала светом факелов. В остальном здании не было собственного света, и весь он светил через ткань стен именно с арены, что было также неудивительно, хоть и немного удивило Френтоса. Похоже, что темнота вовсе не была любовью Черного Пламени и поглощенных им жителей. Они просто забрали его из города с собой на представление, чтобы сделать его еще более ярким.
Щурясь и прикрывая глаза рукой, оглушаемый криками толпы он прошел вперед по ложу, состоящему из небольшой полукруглой площадки, обитой тут и там красной тканью, с несколькими креслами как раз под перилами выхода в зал. Подойдя по тому мягкому полу уже к самому краю ложа, Френтос убрал от лица руку, и, обеими руками упираясь в перила, принялся осматривать зал внизу под своим ярусом. На этаж ниже впереди слева и справа были еще два ложа, а на два этажа ниже таких ложе было вовсе пять. Ниже них были уже два этажа зрительских трибун, в тот момент уже заполненных людьми лишь с незначительными пробелами. Самые разные жители, чаще всего уже грязные и даже раненные от недавней работы по разрушению города, махали руками, кричали, смеялись, но ни в коем случае не разговаривали друг с другом. Причину такого поведения Френтос отлично помнил, и уже даже не озвучивал ее для уточнения у себя в голове, вспоминая про «единый разум», описанный в своей записной книжке Джеромом. В десятке метров над Френтосом, над самой ареной, потолка не было, и через круглую дыру там он отлично видел малый край светившей как