Искусник. Валерий Петрович Большаков
небрежно поклонился я. – Антон Пухначёв.
Дед стянул перчатку и крепко пожал мою руку.
– Категорически приветствую, Антон, и принципиально! – затейливо поздоровался он. – А я Кербель буду, Юрий Михайлович, – художник смущенно заулыбался, будто винясь. – Да-а… Уж такая льгота у нас, у старперов – по батюшке представляться!
– Позвольте, позвольте… – затянул я, соображая. – «Зачарованный лес»! Ну, да! «Партизанский костер» – попалась как-то репродукция. «Портрет плачущего солдата»… Это же всё ваше!
– Мое! – с удовольствием подтвердил Кербель, оживляясь по-стариковски. – Солдата я в Берлине увидел, у колонны рейхстага. Усатый, такой, лицо загорелое, обветренное… Плачет и морщится, вроде как слез ему стыдно… Да-а… А костер… Сам его разжигал! Нас тогда в тыл к немцам забросили, в партизанский лагерь… – Юрий Михайлович приспустил мохнатый шарф с ухоженных усов и бородки. Затем помедлил, будто вспоминая, закачал головой. – Ух, как меня корежило у того костра… Огонь так славно ложил… м-м… накладывал… оттенки красного на лица… У меня прямо руки зудели! Но до красок я только год спустя дорвался, в сорок пятом. Да-а… Над чем сейчас работаете, Антон?
– Над стендом «Комсомольская жизнь», – неловкая усмешка сдвинула мои губы. – Устроился, вот, художником-оформителем. Писать только дома выходит. Ну, как писать… Рисовать! Взялся за портреты соседей по коммуналке. Я их карандашом или сангиной, с растушевочкой… Но хочется-то красками! А как, если света нормального нет? Ой, ну, ладно, гружу вас тут, – заторопился я, конфузясь, и неловко откланялся: – Приятно было познакомиться!
Меня, удалявшегося по реденькому ночному снежку, остановил голос Кербеля:
– А мансарда вам подойдет?
– Простите? – неожиданный вопрос сбивал с намеченной колеи. Я, настроившись на поход в кулинарию, растерянно обернулся к художнику.
Юрий Михайлович валко шагнул навстречу.
– Антон, я тут живу неподалеку… – заторопился он. – Ну, как неподалеку… На Арбате. У меня там квартира – и мастерская в мансарде. Так я наверх уже год не заглядывал! Возраст, знаете… Я и на этюды… хорошо, если раз в месяц выбираюсь, да и то… Ну да, балуюсь красками, но последнюю картину я написал года два, а то и три назад. Так, подышать выхожу, а этюдник таскаю, чтобы не зря…
Я ответил не сразу.
– Вы хотите сдать мне свою мастерскую? – выдавил недоверчиво, растеряв от неожиданности обычное стеснение.
– Ну, да! – воскликнул Кербель облегченно. – Поехали, сами глянете!
– Ну-у, не зна-аю… – замямлил я по неистребимой привычке.
– Поехали, поехали! – надавил художник. – Заодно носильщиком поработаете, хе-хе…
Нагрузившись тяжеленным этюдником со складными алюминиевыми ножками, я зашагал за стариком, не зная толком, радоваться мне или погодить. И решил проявить житейскую практичность, не особо мне свойственную, честно говоря.
– Юрий Михайлович, а сколько за месяц возьмете?
Кербель косолапо