Инфекция. Ирина Критская

      – Послушайте, Лидия. Мне не хочется называть вас по номеру, хотя этот номер останется в вашем сознании навсегда, пока вы живы. Он не просто вживлен в ваш чип, он введен в вашу кровь. Исчезнет он только вместе с вами, мало того, он станет визитной карточкой каждого вашего донора – ну, скажем, с небольшой модификацией. Но для меня, вы все же Лидия, дама с потрясающей внешностью. Вам, кстати, никто не говорил, насколько вы стали красивы?

      Директор клиники – крошечный человечек, с огромными ступнями, круглой массивной, лысой головой и кряжистыми, как ветки старого дуба лапами, висящими по бокам худого тельца, тяжело и неловко сидел прямо передо мной на высоком барном стуле и болтал ногами. Я его видела всего пару раз – в саду, когда он в сопровождении охраны брел к своему шикарному лимузину и в зале, когда нас собирали на предвыписную информацию. Тогда для нас, выживших, устроили шикарный банкет, и он пришел. Посидел минут десять, глотнул виски прямо из бутыли, бросил в широкий лягушачий рот устрицу, помахал всем своей лаптей и ушел. А теперь вот…вызвал.

      Я молча стояла перед ним, вытянувшись, и думала: "А ведь и правда… В зеркале-то отражается теперь просто красота – я, помолодев лет на десять, заполучив откуда-то нежную, белую кожу, пышную шевелюру и стройную фигуру, стала прямо хоть куда. Вот что вирус -то делает. Хоть заражайся каждую пятилетку на всякий случай». Но вслух сказала

      – Спасибо. Мне приятно, что вы помните мое имя.

      Гном хмыкнул, поёжился, явно унимая чесотку где-то между лопатками, покряхтел, сполз со стула и подошел ко мне вплотную. Внимательно посмотрел мне в область паха, потом сунул мокрую ладонь под широкую блузку, туда, где у меня был прикреплен контейнер.

      –Это! Твоя! Нынешняя жизнь! Она вся – там. Не здесь!

      Он вытащил руку, второй задрал мне юбку и больно ткнул кулаком точно в пах. Заржал, дернул юбку вниз и снова вскарабкался на свой стул.

      –Не здесь, как ты, наверняка скоро подумаешь, получив деньги. А в нем. Ты теперь дрессированная обезьяна. Но очень богатая. Прямо – Крез. Бабло польется рекой. А доиться ты будешь, корова, когда скажут.

      Я молчала. Такого унижения я не помнила. Даже, когда муж выпер меня из дома, даже, когда меня тут членили, как хотели и я беспомощной мухой пласталась по кроватям – было не так… У меня аж зазвенело все в горле, заболело до тошноты, кровь мне бросилась в лицо, и я с трудом сдержалась, чтобы не швырнуть в эту харю тяжелую пепельницу, стоящую на тумбе.

      Он понял, снова слез, и, подпрыгнув, схватил меня за волосы, с дикой силой пригнул, стукнув лбом о свое колено и, заставив стать на карачки, уселся верхом.

      – Вот так! Вот так! А иначе – сдохнешь! Мне стоит только нажать одну клавишу и твое тулово расплавится, как воск в печке. Стечешь в ботинки, тварь. А ну! Пошла! Вези, корова.

      Он с силой вонзил мне в бок что-то острое и я пошла. Медленно, глотая слёзы я поползла