Семеро Тайных. Юрий Никитин
городом, там внизу была еще глубокая ночь, только прокричал одинокий петух, предвещая скорый восход. В холодном утреннем воздухе чувствовались тонкие теплые струйки с запахом древесного угля, свежего хлеба, даже ощутил едва слышный аромат свежесдоенного молока.
Близость жилья придала уверенности, он растопырил крылья и прошелся на уровне крыш, заглядывая сверху в окна. Везде темно, но его глаза видели четко, хотя не различали цветов.
Когда уже решил вернуться, взгляд зацепился за распахнутое окно, где в глубине комнаты на стене висела старая полка. Посуда на столе пощербленная, Олег сразу ощутил ужасное запустение, уныние, а пыль на книге ясно говорила, что хозяин либо умер, либо… Скорее всего, умер, такие книги не кладут на полку для посуды.
Он трижды пролетел мимо окна, решился, втиснулся в узкий проем, ухватил зубастым клювом и вскоре уже торопливо несся к постоялому двору. Стараясь не выронить тяжелую книгу, он примерился к распахнутому окну, в последний миг сложил крылья, собрался в ком, больно ударился макушкой, ободрал локти, но проломился через оконный проем, перекувыркнулся через голову.
Одежда ждала на лавке, он торопливо влез в волчовку и портки, почему-то до коликов захотелось есть. Деревянный переплет манил, и он, вздрагивая от холода, жадно раскрыл книгу.
Когда на этот раз на подоконнике возникло блюдо, он уже не испытывал угрызений совести. Может быть, потому, что усердно вглядывался в полустертые значки, ведь это самое важное для мыслящего человека, не мелочи вроде еды, одежды, обуви…
Книга распадалась, он переворачивал страницы бережнее, чем если бы они были из перепрелой бересты. Значки почти стерлись, он всматривался до рези в глазах, поворачивал так и эдак, чтобы косые лучи утреннего солнца выявили если не следы чернил, то хотя бы вмятины на тонкой коже.
Когда в глазах начало двоиться, он хлопнул себя по лбу. В городе наверняка есть два-три колдуна, что горами не двигают, но могут заставить проступить стертые буквы. Это не учить, даже сами могут что-то узнать мудрое…
В раскрытое окно, где на подоконник уже упали первые лучи, зримыми волнами вкатывался холодный свежий воздух, еще не загрязненный дыханием людей и животных. Пахло свежим хлебом – явно булочник повез полную телегу на базар.
Когда он вышел на улицу, солнце уже поднялось над крышами. На него оглядывались, кто-то указал пальцем. Олег на всякий случай пригладил волосы, торчат, как у взъерошенной птицы гребень, и без того красные, всяк оглядывается. Книга в заплечном мешке похлопывала по спине, твердый латунный переплет чувствуется даже сквозь толстую волчовку.
Народ, как и вчера, двигался в одном направлении, Олега сперва толкали, потом он ощутил, что двигается тоже к центру. Где не только башня местного колдуна, а то и чародея, но и княжеский дворец, приземистый дом из толстых бревен, длинный, как гусеница, от которого за версту пахнет крепким мужским потом, железом и тугим мясом, – помещение, где живут городские и княжеские гридни.
Один из прохожих,