Остров ССО, или Последнее лето. Владимир Алексеевич Фадеев
ГЭСы с АЭСами?) наплодили в агонии этих групп немеряно: Песняры и Самоцветы, Гитары Голубые, Поющие и Червоные, Поющие же и сердца, Цветы и Сябры, Синия Птица и Добры молодцы, Ариэль и Аракс… что и говорить, только в ожидании безвременного конца, то есть в мрачном безвременье могла появится «Машина времени», и только в затхлом аквариуме -«Аквариум», уж больно жизнетворны миазмы для всякого творчества! Так или иначе, отрядным запевалой во все 70-е оставалась русская народная группа АББА, именно народная, потому что народ снова слился в целое в четвертьмиллиардном (какие там каждыепятые?!!) хоре: «Мани-мани-мани, мани-мани, мани-мани – мне!». Угадайте, в какую сторону он в это время смотрел?
Совершенно, читатель, верно: про предыдущие четыре пятые я распространялся только для того, чтобы рельефней на этом «зеркально-западном» фоне прорисовались мы, оставшиеся «каждыепятые». Те остатки, которые в этом горьковатом песенном питье – воистину сладки.
Есть на свете такая страна
Без названия и без столицы,
Где негромкой гитары струна
Служит пропуском через границу.
В той стране с незапамятных пор
Есть обычай – найдешь ли чудесней –
В царстве рек, подземелий и гор
Петь свои самодельные песни.
(Г. Васильев, «Есть на свете такая страна»)
С чего начался это песенный самодеятельный бум, и почему он вообще стал возможен? Литературы на этот счёт едва ли не больше самих песен (а песням нет числа), я бы из десятка причин и мотивов выделил три, все три связаны со Временем. Первая –магнитофон, появился и сразу – гиперкумулятивный эффект общения пишущих и поющих. Но что магнитофон, если б не было этих самых пишущих и поющих? Вот тут-то и главное: наступило время, когда стало не так страшно подать голос (шестидесятые), и накопившаяся, как вешняя вода в снего-грязевой плотине, жажда высказаться, выпеться, ринулась в долину семидесятых, когда, по причине пересменки у чертей, стало как будто и совсем не страшно – пой не хочу. Но ведь надо было ещё хотеть и уметь! И поэтому определяющим в песенном половодье стало то, что к этому вольному времени подоспело и вольное поколение, рождённое после Победы, когда у родившей это поколение страны в первый раз за целый век-полтора измученная, но ожившая душа – пела. Мы родились в годы тризны – как же могли не петь? Именно – наши песни. Я ещё до школы знал и с удовольствием горланил весь героический репертуар бати, ушедшего на фронт в 17 лет в 43-м, и демобилизовавшимся только в 51-м с Дальнего Востока: «По долинам по взгорьям…», «На границе тучи ходят хмуро…», «Эх, тачанка-ростовчанка», «Тёмная ночь»… Под эти песни родились, с песнями выросли и совершенно не собирались шагать по жизни иначе, как только с песней, тем более, что время (которое таким стало, в том числе и от нашего песенного настроя) позволяло, да на счастье нам, пацанам, десяток богатырей-запевал (Окуджава, Городницкий, Галич, Визбор, Анчаров, Берковский, Луферов, Никитины,