Саратовские байки об игрушке, гармошке и калаче. Пётр Петрович Африкантов
три дня Григорий пошёл горн вскрывать. Он к тому времени уже достаточно остыл и можно было игрушки на божий свет вытаскивать. Снял Григорий верхние кирпичи, что горн прикрывали, стал игрушки вынимать. Вынимает Григорий игрушки, а сам думает: «Может быть и не было никакой Горновицы, может быть всё это привиделось? Ведь в этот обжиг она не появилась». И стал Григорий к этой мысли склоняться. Повеселел даже. Игрушки после обжига домой принёс, на полку, что под самым потолком была, поставил. Каких только игрушек Григорий не делал. Были тут и райские птицы с причудливыми хвостами, и кроткие голуби. Особенно ему удавались лебеди. «Царская птица»,– говорил о них Григорий.
Лебедей крюковские крестьяне видели. Барин привёз несколько лебедей и в барский пруд пустил. К лебедям Прохора приставил, из дворни, чтоб кормил, поил и глаз с заморского чуда не спускал. Прохор так и делал, исполняя волю барина, пока праздник не подошёл. Напился Прохор браги и про вверенных ему лебедей забыл, что в пруду плавали. Охраняя лебедей, он и спал в телеге на берегу пруда. А когда утром проснулся, глянул и, враз протрезвел. Да так протрезвел, что вроде и не пил в жизни никогда. Видит Прохор, что около пруда по плотине одни перья лебединые валяются. Понял, – лисы лебедей съели.
Лисы лебедей съели, а память о тех грациозных птицах в народе осталась. Прохора, за недосмотр, в солдаты, пух лебяжий девки дворовые собрали и сделали для барина подушку а на ней лебедей плавающих вышили. Да так это у них здорово получилось, что барин даже хвастался перед гостями этой подушкой и каждому давал пощупать её мягкость.
Расставил игрушки Григорий на полке, полюбовался сделанной работой, пощёлкал пальцем по копилке, что в виде лебедя была сделана. Хорошая копилка получилась – лебедь в пруду купается, крылья приподнял, шею этак изогнул и груди головой коснулся. Хоть и жалко было копилку, решил Григорий этой глине экзамен устроить. Вынес копилку во двор, поставил на пень, на котором чурбаки дубовые колол, да и стукнул по изделию поленом. Сделанное из другой глины изделие в крошку бы разлетелось, а копилка даже не лопнула. «Ты смотри! – Удивился игрушечник. – Стоит, как ни в чём не бывало». Ударил сильнее – опять ничего. Взял в руки топор – только искры из – под обуха брызнули. Ещё больше удивился Григорий и даже малость испугался, что же это за глина такая, что её и топор не берёт? Однако, больше из этой глины лепить не стал. Сомнение в душу закралось – правильно ли он поступил, отправившись за глиной? Только тут не жадность была виновата. Жадностью Григорий никогда не страдал, а пошёл за глиной из творческого интереса. Копилку после ударов топором, принёс в дом и опять поставил на полку.
Пришла Устинья, начала ужин собирать. После ужина Григорий сел новые игрушки лепить, Устинья прясть стала, сынишка на печи уснул, на валенке, чтоб от кирпичей не горячо было. Немного погодя все спать легли, лучину задули. Устинья тут же уснула, а Григорию не спится. Встал он воды попить на вторую половину дома пошёл. А как за занавеску зашёл – так и стал как вкопанный. В