На крыльях миражей. Валерий Столыпин
конечно, я неправ.
Подружка успокоилась и расслабилась. Поцелуи становились горячее и продолжительные, Лёлькины обнажённые соски жгли мою чувствительную грудь, рождая волну внутреннего беспокойства, усиленного желанием реализации невозможного.
Я медленно расстегнул пояс девичьей юбки, виновато посмотрел в её растерянные глаза, медленно украдкой опуская разгорячённую желанием ладонь внутрь запретного предела, словно сапёр, выполняющий опасный долг.
Сопротивления не последовало.
Слово своё я сдержал.
Всего одно прикосновение, но какое. Я чуть не сгорел в огне желания, однако сдержался.
Лёлька стонала, прерывисто дыша, закатывала глаза, с силой прижимала к животу мою голову.
Похоже, мы слишком увлеклись. К такому путешествию ни она, ни я не были готовы.
Не тает снег давно минувших лет,
рыдают отзвучавшие аккорды.
Там всё ещё действителен билет
в страну, которой возрасты покорны.
Наталия Кравченко
Расставаясь, мы с Лёлькой молчали, старательно прятали друг от друга глаза, словно совершили нечто весьма неприличное, скверное.
У подружки был весьма расстроенный вид, у меня тоже испортилось настроение, хотя истинной причины этого понять было невозможно.
Всё ведь было так хорошо, так волшебно прекрасно, так восхитительно сладко.
До желанно-неизведанной тайны оставались секунды времени и расстояние в несколько миллиметров, которые соблазняли дозволенностью и доступностью, но граница сокровенной глубины так и не открылась.
Я чуть было не начал просить прощения, клял себя всеми возможными ругательствами за несдержанность и поспешность.
Лёлька, она же такая … она мне доверилась… а я!!!
Сердце щемили странные предчувствия, однако внутренний собеседник уговорил-таки не торопить события, подождать, пока успокоится и остынет Лёлька.
Ночью, потрясённый остротой ощущений я вновь и вновь эмоционально воспроизводил в памяти интимные переживания тех сладостных минут, мечтал повторить их и одновременно ругал себя за непростительное поведение.
Обошлось!
Лёлькины замечательные глаза излучали счастье, а беззаботно-приподнятое настроение лучше слов свидетельствовало только о любви.
Утром мы шли по известному маршруту, держась за руки.
“Лёлька, любимая, я тебя обожаю”, – шептал про себя я.
Милая девочка, лучшая из всех, кого я знал, оживлённо чирикала о чём-то непонятно-увлекательном. Я не был способен вникнуть в суть её беспечной болтовни. Значение имели лишь интонация и радость в голосе.
Душа моя вспорхнула на седьмое небо или чуть выше, откуда открывался умопомрачительный вид на долину счастья и блаженствовала.
Моя Лёлька (я даже слегка испугался этой собственнической мысли) вовсе не обиделась, никакой трагедии не произошло, мы опять вместе.
Очень хотелось обсудить случившееся, определиться – чего нельзя, что