.
и талантливый администратор, можете себе представить? Сочетание этих качеств было преподнесено в прессе с таким недоумением, будто со времен Пушкина гений и злодейство стали синонимами. Репортер из «уай. нет» так восхищался честностью и талантом коммерческого директора Леона Кантора, что у меня возникло подозрение: не хочет ли журналист таким ненавязчивым образом дать понять читателям, что рыльце у господина Кантора, конечно, в пушку, но вот незадача: не пойман – не вор…
Продолжая резать и не забывая после этого зашивать больных, Иосиф Гольдфарб приобрел известность, приумножал свой капитал и перед смертью «стоил» больше тридцати миллионов. То ли долларов, то ли шекелей – журналист из «Маарива» забыл указать единицу измерений, придя, видимо, в восторг от самого числа. Меня же оно привело в состояние легкого уныния, я-то ни разу в жизни не имел на счету суммы больше тридцати тысяч шекелей, да и это число мне удалось лицезреть на протяжении единственного дня, а потом пришлось выписать чек строительному подрядчику, и мой банковский минус стал его плюсом…
Интервью с бывшей женой Гольдфарба не получилось ни у кого – за год, прошедший после развода, Эяль успела выйти замуж, и новый ее супруг решительно пресек все попытки журналистов нарушить семейную идиллию. В отместку молодожен получил недвусмысленный намек в прессе, что именно по его вине распался замечательный брак Эяль и Иосифа. Все эти сплетни я прочитал по диагонали. Искусством новый муж Яэль не интересовался. Вряд ли он стал бы нанимать грабителей, чтобы заполучить в свою несуществующую коллекцию один-единственный подлинник пейзажа мало кому известного голландского художника Ван Страттена. Остальные три украденные картины, как выяснилось, и вовсе были копиями – отличными, мастерскими, неотличимыми от оригиналов, но все же копиями мастеров фламандской школы.
Из других родственников покойного упоминания удостоился племянник Гай Шпринцак, молодой человек лет тридцати, сын покойной сестры Гольдфарба. Поскольку у самого хирурга детей не было, интерес журналистов сосредоточился вокруг личности самого вероятного наследника. Бывшая жена была не в счет: ее адвокат, видимо, по приказу нового мужа, заявил, что Эяль не претендует и не будет претендовать ни на один шекель из наследства Иосифа.
«Она такая бескорыстная?» – спросил репортер.
«Она практичная, – был ответ. – В брачном контракте содержался пункт о том, что в случае развода Иосиф выплатит Эяль полтора миллиона шекелей и будет платить ей по пятнадцать тысяч ежемесячно до ее следующего возможного замужества. При этом из наследства Гольдфарба она не должна претендовать ни на что, кроме недвижимости».
«А если бы Эяль вышла за бедняка? – не унимался репортер. – Или не вышла бы замуж до конца дней своих?»
«Кто? Эяль?» – удивился адвокат. Это и было его ответом.
Что же до племянника Гая, то он, как положено, сидел шиву