Пётр Великий в жизни. Том второй. Евгений Николаевич Гусляров
не во авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело. К тому ж, чем воздаёшь рождение отцу своему? Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершеннаго возраста? Ей, николи! Что всем известно есть, но паче ненавидишь дел моих, которыя я для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю, и конечно по мне разорителем оных будешь. Того ради, так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но, или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах: ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал. На что, по получении сего, дай немедленно ответ или на письме, или самому мне на словах резолюцию. А буде того не учинишь, то я с тобою как с злодеем поступлю».
Бергман В. (1). Т. 4. С. 27-28
Чем же заключает Пётр свои словоизлития? «Отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником или будь монах, ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо что ныне мало здоров стал. На что по получении сего дай немедленно ответ или на письме, или самому мне на словах резолюцию. А буде того не учинишь, то я с тобою как с злодеем поступлю».
Как с злодеем поступлю! Слушатели! Предчувствуете ли роковую развязку? Слово вырвалось нечаянно – и сделалось новою ступенью в собственном сознании царя!
Погодин М.П. (1). С.435
Письмо сына почему-то не понравилось царю. Он о нём говорил с князем Василием Васильевичем Долгоруким, который, после этой беседы придя к Алексею, говорил ему: «Я тебя у отца с плахи снял»… Как видно, Пётр, раз решившись устранить Алексея от престолонаследия, должен был идти всё дальше и дальше. Отречение от права на престолонаследие не могло казаться достаточным обеспечением будущности России; Алексей в глазах весьма многих мог всё-таки оставаться законным претендентом; зато заключение в монастырь могло служить средством для достижения желанной цели, иначе «дух Петра не мог быть спокоен». Намёк в конце письма: «Я с тобой, как со злодеем, поступлю», служит комментарием к вышеупомянутому замечанию князя Долгорукого: «Я тебя у отца с плахи снял». Если оказывались недостаточно целесообразными формальное отречение от права престолонаследия или даже заключение царевича в монастырь, то оставалось для того, чтобы «дух царя мог быть спокоен», только одно – казнить царевича.
Брикнер А.Г. (1). Т. 1. C.330
Всё те же неуловимые казуистические требования; но теперь, по крайней мере, ясно высказывалось намерение царя запереть сына в монастырь и тем отрезать ему путь к наследованию престола.
Иловайский Д.И. (1). С. 30
Царевич помнил неоднократныя слова Кикина: «вить клобук не гвоздём к голове прибит», и по совещании с ним, отвечал отцу на другой день следующим письмом: «Милостивейший Государь-батюшко! Письмо ваше, писанное в 19 день сего месяца, я получил тогож дня поутру, на которое больше писать за болезнию своею не могу. Желаю монашескаго чина и прошу о сёмь милостиваго позволения. Раб ваш и непотребный сын Алексей».
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 51
Друзья и приверженцы, между тем, внушали