На разрыв. Дарёна Хэйл
и тёмного провала окна, на ещё один белый блик – бледное вытянутое лицо с высоким лбом и полузакрытыми глазами (тень от ресниц падает чёрным на щёки), на мятый треугольный вырез футболки…
Смотрит и слушает.
– В общем, там историй на целую книгу, а то и на три, одна страшнее другой. Был старик, который звонил два раза в неделю… Одинокая старушка, не с кем поговорить, ни родни, ни друзей, всех похоронила. Сначала рассказывала истории из жизни, садись да записывай, потом в них всё меньше логики, всё больше странного. Потом стала звонить ещё чаще, потому что путала дни, забывала, разговаривали уже или нет, стала рассказывать старые истории заново, но уже с другими подробностями. А потом перестала звонить. Ну, понятно всё, да?
Варвара кивает. Действительно, чего уж тут непонятного. Все мы там будем.
Это не в формате журнала, в котором она работает (в их формате – городская жизнь и аплифтинг, максимум – вдохновляющие истории из жизни, или интервью с местными знаменитостями, или что-нибудь настолько жареное, что пройти мимо решительно невозможно), но с каждым новым словом Оскара Варвара трезвеет.
Или даже как будто бы просыпается.
Ей хочется сбежать в коридор – за сумкой, вытащить оттуда ручку, и блокнот, а то и два, и может быть даже диктофон, чтобы не надеяться на собственную память, а всё записать гарантированно, но, наверное, в этом нет ни малейшего смысла. Если она решит написать о работе телефонных центров доверия, ей нужно будет не ориентироваться на кухонные рассказы Оскара, а просто искать кого-то, кто там работает, кто сможет поведать ей новые истории – из первых рук.
– Ещё были матери, которым хотелось убить собственного ребёнка. Больше, чем можно представить… Такое принято осуждать, а надо жалеть и спасать, потому что никакое тут не инфернальное зло, да даже не выверты психики, никакая не патология. Просто попробуй месяцами не высыпаться, не иметь ни одной свободной минуты, не видеть никакой помощи, как белка в колесе – только в замкнутом кругу, каждый день. И это гораздо страшнее, чем реальные сумасшедшие. – Он на секунду задумывается и исправляется: – Обычные сумасшедшие. Они обычно вычисляются на раз-два, достаточно пары минут, а то и меньше. И звонят регулярно. Со стороны, наверное, сложно понять, но в каждой профессии свой юмор, и в психологических центрах таким сумасшедшим даже прозвища дают, и вообще они становятся чем-то вроде местных легенд. Или питомцев.
Варвара примерно понимает, о чём он. Она думает, что иногда профессиональный юмор – это такой способ защититься от всего плохого, что ты можешь встретить в этой конкретной профессии. Просто попытка сохранить свою психику целой. Отшучиваться, чтобы не прикипать, чтобы не сострадать, чтобы просто выжить, в конце концов.
Работники морга тоже, наверное, шутят о своих «клиентах».
– Страшно, конечно, бывает, когда сумасшедшие звонят. Особенно в первый раз. Начинают Библию читать, или ещё какие религиозные тексты, вперемешку со своими безумными выводами, так и думаешь, что как в фильмах ужасов, сидит по ту сторону что-то