Избранные произведения. Том 2. Абдурахман Абсалямов
и её приятной новостью. Забежал в конторку, чтобы позвонить Гульчире. Но её не оказалось на месте. «Пошла по цехам», – объяснили ему. Это немного испортило Назирову настроение. Такая минута, а он лишён возможности поделиться радостью с Гульчирой, передать свой душевный разговор с новым директором. Вдруг зазвонил телефон. Назиров схватил трубку, думая, что это Гульчира. Но оказалось, что звонит Шамсия, телефонистка заводского коммутатора.
– Азатик, поздравляю, – пропищала она кокетливым голоском. – Говорят, ты произвёл фурор своим выступлением… прямо-таки очаровал нового директора, Идмас в восторге от твоего успеха!..
У Назирова вырвался довольный смешок. Идмас в восторге!.. И когда успела узнать! А Гульчира небось и не слышала ещё. А и услышит, виду не покажет, что рада за него. Она ведь другая.
«Позволь, позволь, друг Азат, что это?.. С чего ты вдруг так обрадовался, услышав об Идмас, когда думаешь о Гульчире?..»
Сдвинув кепку козырьком назад, Сулейман не отрывал глаз от резца. Чёрная, шершавая, точно осколок метеорита, сталь делалась под его пальцами всё более гладкой. Вот она, зеркально засверкав, стала принимать затейливую форму коленчатого вала. Хотя старик Сулейман и любил похвастать, что не съел столько хлеба за жизнь, сколько обработал деталей, до сих пор каждая новая деталь вызывала в нём радостный трепет. Радость эта прорывалась в лёгкой улыбке да в том, что теплел взгляд его озабоченных глаз. Но порой это чувство радости, удовлетворения своим трудом было столь сильным, что он, не имея сил таить его в себе, готов был хвастать готовой деталью перед всем цехом.
– Смотрите, ведь точно живая… Поёт, чёрт возьми! – говорил он, показывая друзьям мастерски сработанную деталь. В такие минуты он преображался, казалось, в нём самом всё пело. Он походил скорее на вдохновенного художника, чем на занятого своим делом рабочего человека.
Всю жизнь свою он был жаден до работы, трудился, как говорится, высовывая из одного рукава две руки. Ещё мальчишкой, выточив на отцовском токарном станке первую деталь, он несколько месяцев таскал её в кармане, показывая на зависть приятелям каждому встречному слободскому мальчишке, и хвастался при этом без удержу. С теми мальчишками, которые не верили ему, поддразнивали, что вовсе, дескать, не сам он выточил её, а отец, он схватывался до крови. Поверившие в него становились самыми близкими друзьями, он их водил через потайную лазейку в заборе на завод: пусть, мол, сами убедятся, что это он, Сулейман, а не кто другой работает на токарном станке. Неописуема была радость Сулеймана, когда он получил свою первую получку – медный пятак величиной с лошадиный глаз. Приняв из рук мастера тяжёлую медную монету, он крепко-накрепко зажал её в своей ещё детской ладошке и через свалки ржавого железного лома, мимо штабелей ящиков и пришедших в негодность машин бросился стремглав домой. Он не помнил, как, протиснувшись через лазейку в заборе, очутился в грязном проулке. Он представлялся себе в ту минуту «страшенным богачом» и воображал, что на этот истёртый