Унесенные ветром. Том 2. Маргарет Митчелл
досаде Фрэнка, даже называл его «дядя Ретт», хотя вообще-то мальчик был застенчивый. Да и не мог Фрэнк не помнить, что Ретт ухаживал за Скарлетт во время войны и о них даже шла тогда молва. Фрэнк представлял себе, что болтают о них сейчас. Ни у кого из друзей не хватало смелости намекнуть на это Фрэнку, хотя они, не жалея слов, осуждали Скарлетт за лесопилку. Он, конечно, не преминул заметить, что их со Скарлетт стали все реже приглашать на обеды, ужины и вечеринки и все реже появлялись гости у них. Скарлетт, которая терпеть не могла большинство из своих соседей и была слишком занята лесопилкой, чтобы общаться с теми, кто ей не нравится, отнюдь не терзалась отсутствием гостей. Зато Фрэнк остро это переживал.
Всю свою жизнь Фрэнк считался с тем, «что скажут соседи», и его больно ранило то, что жена не обращает внимания на приличия. Он чувствовал, что все не одобряют Скарлетт и презирают его за то, что он позволяет ей «носить штаны». Она делала много такого, чего муж, с точки зрения Фрэнка; не должен был бы позволять, но если бы он велел ей прекратить это и стал с ней спорить или даже критиковать ее, на его голову обрушился бы настоящий шквал.
«О-хо-хо! – беспомощно вздыхал он про себя. – До чего же она быстро вскипает и долго бурлит – в жизни не встречал такой женщины!» Даже в самые спокойные дни можно было лишь удивляться тому, как Скарлетт мгновенно превращалась из веселой, любящей жены, напевающей себе под нос, бродя по дому, в нечто прямо противоположное. Достаточно ему было сказать: «Лапочка, на вашем месте я бы…» – как разражалась буря.
Черные брови Скарлетт стремительно сходились на переносице под острым углом, и Фрэнк съеживался на глазах. У нее был какой-то поистине азиатский темперамент и ярость дикой кошки – ей было, казалось, все равно, что произносит ее язык и как больно ранит. Над домом в таких случаях нависал мрак. Фрэнк рано уходил в лавку и оставался там допоздна. Мисс Питти стремительно укрывалась к себе в спальню, ища в ней прибежище, словно заяц в норе. Уэйд с дядюшкой Питером уединялись в сарае, а кухарка не высовывала носа из кухни и воздерживалась от прославления Господа пением. Только Мамушка спокойно сносила нрав Скарлетт, ну а Мамушка прошла многолетнюю науку у Джералда О’Хара и не раз наблюдала его гневные вспышки.
Вообще-то Скарлетт вовсе не стремилась показать свой нрав и действительно хотела быть Фрэнку хорошей женой, ибо относилась к нему тепло и была благодарна за то, что он помог ей удержать Тару. Но он так часто и порой так неожиданно испытывал ее терпение, что она теряла над собой власть.
Не могла она уважать Мужчину, который позволял ей так командовать, его робость и нерешительность в сколько-нибудь сложных случаях, шла ли речь о ней или о других людях, бесконечно раздражали ее. Она могла бы не обращать на это внимания и даже чувствовать себя счастливой – ведь ее денежные проблемы частично уладились, – если бы, к своему великому огорчению, не сталкивалась с тем, что Фрэнк, будучи сам плохим дельцом, не давал и ей себя проявить.