Порочный отчим. Дана Стар
ошиблись!
– Не наваливай. Я видел тебя в толпе возле ринга! Ты кричала, что если я выиграю… получу твою попку!
Боже!
Нет!
Он узнал меня.
Нашел!
Что сейчас будет…
– “Выиграешь… и моя попка твоя!” Твои словечки?
– Ох, – только и могу выдавить. – Не-не-не, это моя подруга кричала! – отмахиваюсь я, активно жестикулируя руками.
Пот крупными бусинами катится по спине.
Вот ведь я влипла!
– Она н-немного ненормальная. Просто п-пошутить хотела!
– Хитро, но нет… Не отвертишься! Слово надо держать. Я получу твой орешек! Прямо сейчас!
Какой ужас.
Ноги подкашиваются.
Сердце из груди ухает в пятки и дёргается там как у пугливого зайца.
Закатив глаза, почти теряю сознание.
– Ёб твою мать!
Здоровяк резко встряхивает меня и прижимает к горячей, размашистой груди. Ощущение жара бесподобной фигуры, запаха настоящего мужчины и бурного дыхания, на миг приводят меня в чувство. Особенно, когда я кладу ладони на тугие канаты мышц, играющие под распахнутой рубашкой.
На мужчине красуются простые джинсы и клетчатая рубашка – безрукавка, которая сейчас зазывающе расстегнута и обнажает идеально красивые кубики пресса.
А час назад он почти голый щеголял по сцене в красных труселях.
То ещё было зрелище!
– П-пустите меня, – часто моргаю, пытаюсь сопротивляться.
Бесполезно.
Как бойцовский цербер держит.
Намертво.
Здоровяк хохочет. Внезапно, хватает меня за скулы.
Его хватка сильная и властная.
Немного больно.
С таким человеком не шутят.
– Так что, когда я получу свою награду? – грозный рык раздаётся у самого уха.
Ручища бойца плавно опускаются вниз по спине, к талии.
Мурашки несутся по коже.
Его прикосновения жгут меня дотла.
До ожогов.
На секунду незнакомец отстраняется, а потом…
Шлёп!
Его медвежья ладонь смачным шлепком обрушивается на мою попку.
– Ох!
Подскакиваю на месте. Прихожу в полный ужас!
Бо-же…
Гад только что шлепнул меня по заднице!
И жадно её сжал, хорошенько потрепав одну булочку.
– Выглядишь так, будто в обморок грохнешься.
Рычит это, усмехаясь, и голодно таращится на мои губы, которые я облизываю.
Мои зрачки расширяются от удивления и адреналина, превратившего кровь в лаву.
Палец мужлана опускается на подбородок.
По-собственнически ложится на приоткрытые губы.
В этот момент я не дышу.
А сердце почти не бьётся.
Он касается моих губ пальцем. Проводит по ним, очерчивая контур, будто дразнит, разжигая внизу живота странную жажду. А я удивляюсь, как такой амбал неотёсанный может быть настолько чувственным?
Медведь сжимает указательным и средним пальцем мою нижнюю губу, слегка оттягивает.
Зрачки бойца темнеют как у хищника, перед броском на добычу.
Опасный