Один год жизни. Anne Dar
распереживались. Так что тебе завтра придется нелегко с ними. Хотя, думаю, этот факт поможет тебе выспаться.
– Угу. А ты как?
– Я нормально. В отеле почти никакой работы нет. Из-за холодной весны посетителей мало, но скоро должен начаться сезон туристов.
У нее и вправду всё было “нормально”. Всегда. С тех самых пор, как она “потерялась в себе”, с ней всё всегда было “нормально”. Не замечательно, хорошо, ужасно или плохо, а именно “нормально”. И меня это беспокоило. Она словно замерла в своем маленьком мирке, в котором быть горничной в местном отеле и жить с родителями куда безопаснее, чем съездить на пару часов в Лондон или сменить работу. Тэмми была неглупой девушкой и в учебе она могла бы превзойти меня, вот только ей это было не нужно. Год назад она самостоятельно выучила испанский язык лишь потому, что ей понравилось произношение женщины-туристки, остановившейся в отеле нашего города на неделю. Месяц назад она осилила “Основные начала” Спенсера, а вчера взялась за “Илиаду” Гомера. Нет, она определенно была умнее меня, да и вообще всех живущих под крышей этого дома. Вот только для того, чтобы снова научиться дышать полной грудью, ей этого было недостаточно.
Еще пять минут мы молча лежали, после чего Тэмми отправилась к себе, а я залезла под одеяло, уже не опасаясь срочного вызова Олдриджа.
Глава 12
Все болезни от нервов. Нервы от мыслей. Все мысли от того, что нам не всё равно. А зря. Именно такой вывод я сделала перед тем, как заснуть и мне вдруг стало легче от осознания того, что мне всё равно. Всё равно, что Мартин – очередной невоспитанный наследник миллионов; всё равно, что болит бедро; всё равно, что ближайшее время мне придется работать на Олдриджа, чтобы моя семья не жила впроголодь; всё равно, что в понедельник на работу.
С утра ушиб совершенно не болел, если только я до него не дотрагивалась. А если не шевелила ногой, тогда его словно вообще у меня и не было, как, собственно, и самой ноги. Во второй раз в жизни у меня было хромое утро. Первый раз я познала хромоту в десятилетнем возрасте из-за того, что носилась по палисаднику босиком, и меня в пятку ужалил бомбус, как выразилась на латыни бабушка. Я же кричала, что это никакой не бомбус, это “озверелый” шмель, которого я напрочь раздавила ногой. Тогда я прохромала неделю, прежде чем опухоль сошла. Однако та хромата значительно отличалась от нынешней. После укуса пятка сильно чесалась, и иногда мне было приятно прилечь на диван для того, чтобы вручить ногу в широкую ладонь отца и позволить ему тихонько почесывать место укуса или прикладывать к нему компресс изо льда с лимоном. Сейчас же мне просто хотелось не шевелиться, однако зов мочевого пузыря был куда сильнее желания скопытиться. По крайней мере, сначала мне точно нужно было сходить в туалет и лишь после думать о том, как без лишних движений отсоединить от своего тела душу. Уже с утра я была уверена в том, что к вечеру, с приближением понедельника, подобные мысли станут посещать меня чаще. Впрочем, я отлично выспалась под звуки капель дождя, ударяющиеся о моё окно,