Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда». Дмитрий Рокин
миленький заедешь на тюрьму, – следователь скрестил перпендикулярно обгрызанные пальцы крупных рук, изобразив решетку. – Попытка мошенничества в особо крупном. Дело, считай, уже возбуждено. Пиши, как все было на самом деле, а не эту херню, что ты дэпсам накалякал.
– Что писать? – озадачился серьезный Вова.
– Как организовал автоподставу, – заносчиво выпалил Мальцев.
– Как организовывают автоподставы? – не менее заносчиво ответил Вова.
– Умный до хера? Ну, давай. Давай. Красавчик. Потом вспоминать будешь, как дурочку мне тут включал.
Плохо скрытые надменные интонации зазвучали минором с металлическим отзвуком тюремных решеток.
– Буду. А вы расскажите, как все было на самом деле.
Вова, задрав подбородок, хамовато положил пачку сигарет перед собой на стол Мальцева и дерзновенно скрестил руки на груди. Следователь сопровождал каждое его движение разгневанным взором, пропитанным лютым презрением: каждый, кто сидит напротив, – виновен. Без сносок, скобок и прочих кривотолков. Раз сел в это кресло – должен пересесть на нары.
– Было так. Оставил ты свою задроту на трассе. Ее по ночи дальнобой снес. И поехал себе дальше. О! Заводи, заводи! – Мальцев внезапно переключился на зашедшую парочку.
Вова обернулся.
– Куда его, Семеныч? – спросил молодой, расправленный, плечистый коллега с резкими чертами лица, зло осмотрев Вову.
Молодой, стиснутый строгой черной курткой, держал под руки мальца лет восемнадцати самой криминальной наружности, закованного в наручники.
– Здесь сажай.
Мальцев встал и оперативно расчистил стул по правую руку от Вовы от загромождения дел. Малец сел, ехидно улыбаясь дощатому полу.
– А это че за тело? – молодой следак свысока кивнул на Вову.
– Это местная достопримечательность, все никак не хочет присесть. То самый Инч. В этот раз с понтом терпила – замутил подставу, и теперь – я не я, корова не моя, блядь, – визгливо усмехнулся Мальцев.
– Я думал, будет нечто более солидное, чем подобная задрота. Да че ты паришься с ним? Давай, как обычно, к батарее наручниками и пиздюлей? – предложил молодой, точно Вовы не было в кабинете.
Вова никак не отреагировал на гневную низкосортную тираду. Он рассматривал город в квадратах решеток окна. Складывал пазл свободы в цельную картину, на полотне которой иней дробно истязал стекла, рисуя точеные точечные узоры, а вдалеке присыпал дороги и тротуары, пленил обнаженные деревья, обездвижил многоэтажки, расставленные пунктиром.
– Ну, пошли, перекурим, а там я в пункт раздачи пиздюлей забегу, как раз что-нибудь прихвачу.
Мальцев нервным движением сорвал пиджак со скрипящего пафосом огромного кресла и вышел вслед за молодым.
– Волчары опущенные, по пасти им надавать надо, – тихо гремел браслетами малолетка-преступник.
– Да черти они немытые, – ответил Вова. – А ты здесь какими судьбами?
– Да как, Вов.