Лучшие слова – интонации. Коллектив авторов
нас президент, зато в клинике у нее есть жених, бойфренд.
– Да, – хвастается мама. – Ждет, место мне греет, в окно рукой машет.
– А как его зовут? – интересуюсь.
– А я там знаю? – смеется мама. – Он что-то болтает, болтает, я ни слова не понимаю, головой только киваю. А как будет по-английски «как вас зовут»?
– Вот ис ё нэйм?
– Ладно, приду и скажу ему: «Нэйм?!»
Ой, боюсь, отпугнет мама жениха. Так хорошо себе представляю, как она со всей силой своего греческого голоса и докторского характера крикнет ему:
– Нэйм! Твое нэйм как? Как нэйм твое?
Вот такие у нас субботние утра с мамой. Женихов обсуждаем.
Когда я была маленькой, мои родители каждый день ссорились и разводились. Они и потом много ссорились, когда я уже выросла во взрослую тетку и когда внучка Ева родилась, ссорились вплоть до того момента, когда папе поставили неизлечимый диагноз. Узнав, что жить папе осталось несколько недель, мама испытала шок и впервые за сорок пять лет совместной жизни, которая началась еще в институте, не нашлась что сказать. И, я подозреваю, быстро состарилась и тоже тяжело заболела не потому, что папа умер, как и было предсказано врачами, через три недели, а потому, что стало не с кем выяснять отношения. Из жизни ушло самое главное: постоянно быть начеку и изобличать все папины прегрешения. Мама сдулась, как проколотый в сердце воздушный шарик: быстро и без сожалений. Жить стало неинтересно. Перестали волновать пыль на полированной мебели, нестираные шторы, поблекший хрусталь.
Папу звали по-разному: Александр Кузьмич, товарищ подполковник, Шурик, Шуша. Мама звала его Саша, когда была в хорошем настроении, и «он», когда была в плохом. Говорила о нем в третьем лице, даже когда папа находился в одной с ней комнате:
– Может, и пожила бы еще… – драматическая пауза, резкие вздохи, как у астматика, – какой-никакой год, но он же вгонит меня в гроб!
Папа в такие моменты разгорался, как паяльник, кричал что-то невнятное, но близкое по смыслу к «Нет, так жить нельзя!» и начинал разводиться. А мама совершенно спокойно, обращаясь к невидимому третьему:
– Откуда он такую глотку взял? Смотри-смотри, сейчас лопнет!
Папа становился на стул в коридоре, открывал антресоли и вытаскивал чемодан, который доставался только один раз в году, когда мы собирались всей семьей в отпуск, все остальное время в том чемодане хранилась папина парадная форма.
Он намеренно звучно гремел замками, открывая и закрывая чемодан, выбрасывал из него сапоги и китель, чтобы мама наконец-то сказала: «Не шуми, Виточку разбудишь» и заплакала. Мамины слезы папа воспринимал как шаг к примирению.
А я не спала, я тоже плакала. Я так боялась, что они разведутся.
В маме погибла великая драматическая актриса. Как она могла держать паузу! А какие были реплики в зал!
– Светочка! – кричал папа с порога. – Картошки не было, я купил груши! Попробуй, какие сочные груши!
Мама в зал. Реплика:
– Он думает, что вместо картошки я груши в оливье нарежу.
Занавес.
И вдруг Саша ушел навсегда. Чемодан с парадной формой, которую давно съела моль, остался, а его больше