Камертон. Ольга Лисенкова
Пусть эта тактика не оптимальна, но выбора у него нет, у него совсем не было времени, чтобы определиться, только пара мгновений – и много-много лет, когда он представлял себе, как она вернется. Где-то в глубине души хранились все эти бесчисленные варианты: тогда он подбежал бы к ней со всех ног, тогда уткнулся бы ей в колени, бросился бы на шею. И все они остались там, в прошлом.
– Ты вырос, да, – согласилась она.
– С этим не поспоришь.
– Ты меня ненавидишь?
Самый короткий путь – прямой. Джуд помнил, как она говорила ему это, и знал, что с тех пор руководствуется в жизни этим принципом. Он скрипнул зубами. Если бы в нем не было так много от нее, ему было бы легче вести этот разговор.
– Нет. Я просто вырос.
– И мама тебе уже не нужна.
Это уже не «напрямую», а «напролом».
– А зачем?
– Зачем тебе мама? – грустно переспросила она.
– Зачем ты пришла именно сегодня?
Она открыла сумку, громко щелкнув золотым замком, и выудила оттуда круглые зеркальные очки, нацепила их на нос и стала еще больше походить на кинозвезду. Джуд молча ждал ответа. Он не собирался играть роль ребенка или допрашиваемого.
– Как братья?
– Нормально.
– Они бы меня не узнали, если бы вот так увидели.
– Полагаю, да. Не узнали бы.
– Что они думают обо мне?
Джуд неопределенно пожал плечами. Что могут думать дети, которые помнят и мать, и отца очень смутно? У них даже фотографий почти не осталось после пожара, только те, что хранились у бабушки, лиц там было толком не разглядеть. Он не собирался этого говорить, но не сдержался:
– Они едва не погибли в огне.
Мама махнула рукой, перечеркивая воспоминание, определившее всю его жизнь.
– Не погибли бы. Они же мои дети, дети саламандры.
– Могли бы погибнуть. Задохнуться в дыму. Ведь еще мы дети нашего отца, – услужливо подсказал Джуд. – Человека. Который, кстати, как раз этого пожара не пережил.
– Сам же его и устроил.
– Да.
– Я не так себе представляла нашу встречу, – призналась мама.
– А… я тоже.
Она несмело вытянула руку и погладила его по голове. Джуд не отстранился, но и на ласку не ответил. Что-то погибло, когда она ушла навсегда, что-то сгорело при пожаре. Что-то – позже, когда он выживал один в приюте. Когда пытался сладить с трудными близнецами, обиженными на него за то, что он их якобы бросил – их развели по разным учреждениям, – за то, что он им не отец, за то, что он им не мать. Когда он радовался, что близнецы хотя бы есть друг у друга и это неизменно, и понимал притом, что он-то им третий лишний, навязчивый, строгий, нудный «большой брат».
Что-то оборвалось и умерло прямо сейчас, когда он осознал, что она явилась только потому, что ей что-то от него надо.
До него донесся взрыв смеха из-за соседнего стола. Там было все хорошо.
Приблизился