Пусть льет. Пол Боулз
тахтой, три шага в одну сторону и три в другую. «Невозможно вынести, – думала она. – Я ее убью. Я убью ее». Но то лишь слова звучали у нее в голове; никакие картинки насилия этот припев не сопровождали. Скорчившись на полу и выгнув шею под болезненным углом, она сумела приложить ухо вплотную к стене. И слушала. Поначалу не слышала ничего и подумала, что стена, должно быть, слишком толстая и звук не пропускает. Но затем донесся громкий вздох. Они ничего не говорили, и она сообразила, что, когда что-то произнесется, она услышит каждое слово.
Прошло долгое время, прежде чем это случилось. Затем Хадижа сказала:
– Нет.
Мужчина тут же заныл:
– Да что с тобой такое?
По голосу Юнис узнала собрата-американца; это еще хуже, чем она ожидала. На тахте задвигались, и снова Хадижа твердо произнесла:
– Нет.
– Но, детка… – взмолился мужчина.
Еще поерзали, и:
– Нет, – нерешительно произнес мужчина, словно бы слабо возмущаясь.
У Юнис болела шея; она напрягалась сильнее, вжимаясь в стену, как только могла. Какое-то время ничего не слышала. Затем раздался долгий, содрогающийся стон наслаждения мужчины. «Будто умирает», – подумала Юнис, стиснув зубы. Теперь она твердила себе: «Я его убью», – и в этот раз ее виденье было удовлетворительно кровавым, хотя воображаемое нападение на мужчину немного не дотягивало до убийства.
Вдруг она откинула голову и заколотила в стену кулаком. И закричала Хадиже по-испански:
– Давай! Haz lo que queres! Sigue![45] Развлекайся как следует!
Собственный стук испугал ее, а голос поразил еще больше; она б ни за что не признала его своим. Но теперь Юнис все сказала; она перевела дух и прислушалась. В соседней комнате на миг все стихло. Мужчина лениво произнес:
– Это что все такое?
Хадижа ответила шепотом:
– Быстро! Давай деньги! – Голос звучал возбужденно. – Один другой раз тебе хорошо обделаю. Не как сегодня. Не тут. Тут нехорошо. Слушай, мальчик… – И тут, очевидно, зашептала прямо ему в ухо, будто по опыту знала, насколько тонки здесь стены и как легко разносится звук.
Мужчина, похоже крайне утомленный, тем не менее заворчал:
– А? Когда? Где это? – между продолжительными неслышными объяснениями.
– Ладно? – наконец сказала Хадижа. – Ты прийти?
– Но в воскресенье, да? Не в пятницу… – Последнее слово отчасти заглушилось, Юнис предположила – рукой Хадижи.
Она мучительно поднялась на ноги. Глубоко вздохнула и села на край тахты в темноте. Все, что она подозревала, оказалось совершенной правдой: Хадижа постоянно работала в баре «Люцифер»; вероятно, часто приходила к ней прямо из объятий испанского трудяги или лавочника. Уговор с мадам Папаконстанте был явным фарсом. Ей все лгали. Однако вместо возмущения она чувствовала лишь смутно удовлетворительную боль – быть может, оттого, что узнала обо всем из первых рук и своими силами. Для нее то была старая история, и она не возражала. Теперь ей хотелось одного: остаться наедине с Хадижей. Она даже не
Делай что хочешь! Валяй!