Эта девушка. Колин Гувер
клубах тумана.
Нет.
Смерть не забыла о них.
Если бы они только успели подготовиться, принять
неизбежное, построить свои планы, понимая, что на кону не только их жизнь.
По закону в девятнадцать лет меня могли считать
взрослым человеком, но
я чувствовал себя всего лишь
девятнадцатилетним.
И был совершенно не готов,
ошеломлен
тем, что в моих руках оказалась жизнь семилетнего
ребенка.
Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.
Я отхожу от микрофона, волнуясь еще больше, чем в начале выступления. Я выложил все начистоту. Вся моя жизнь в концентрированном виде уместилась в стихотворении, прочитанном за одну минуту.
Сойдя со сцены, я иду в нашу кабинку. Лейк тыльной стороной ладони вытирает слезы. Пока непонятно, о чем она думает, поэтому я иду медленно, чтобы дать ей время осмыслить все услышанное.
Сажусь рядом с ней. Лицо у нее грустное, поэтому я улыбаюсь, пытаясь разрядить ситуацию, и протягиваю руку за стаканом.
– Я же предупреждал!
Лейк молчит, и я не знаю, что еще сказать, чувствую себя неловко и начинаю думать, что, возможно, выбрал не лучший способ посвятить ее в историю моей жизни. Наверное, мое откровение оказалось для нее слишком неожиданным. Надеюсь, она не станет говорить, как ей меня жаль… Ненавижу, когда меня жалеют.
Я уже начинаю раскаиваться, что выбрал именно это стихотворение, как вдруг Лейк берет меня за руку – нежно, словно без слов пытается передать мне все, о чем думает. Поставив стакан на стол, я поворачиваюсь к ней и вижу в ее глазах совсем не жалость, а нечто совсем другое: в ее глазах сияет надежда!
Эта девушка узнала о моей жизни все – все, о чем я боялся ей рассказать: о смерти родителей, о гневе и обиде на них, о лежащей на мне ответственности, о том, что, кроме меня, у Колдера никого нет. Она знает обо всем этом и все равно продолжает с надеждой смотреть на меня полными слез глазами. Я касаюсь ее щеки и провожу пальцем по мокрой дорожке. Она берет мою руку в свои, подносит к губам и, не отводя взгляда, целует меня прямо в ладонь. У меня аж сердце замирает. В этом простом жесте ей каким-то образом удается передать мне все свои мысли и эмоции.
Мне вдруг становится совершенно все равно, кто на нас смотрит. Я должен поцеловать ее… Просто обязан!
Я беру ее лицо в ладони и склоняюсь к нему все ближе, пытаясь заглушить голос разума, который вопит, что надо немного подождать. Она с готовностью прикрывает глаза, я замираю в нерешительности, но, как только ее дыхание касается моих губ, понимаю, что пропал. Медленно я прижимаюсь губами к ее нижней губе – удивительно мягкой, нежной. Кажется, будто все звуки вокруг стихли и раздается лишь стук моего собственного сердца, заставляющий пульсировать каждую клеточку тела. Я медленно скольжу губами к ее верхней губе, но, почувствовав, что ее губы начинают раскрываться, неохотно отстраняюсь. Я очень хочу поцеловать ее, больше всего на свете, но все-таки помню, что вокруг много людей, двое из которых к тому же мои ученики. Я решаю отложить настоящий поцелуй на потом – ведь стоит только начать, и останавливаться уже точно не захочется.
– Терпение, – шепчу я,