Гардемарины, вперед!. Нина Соротокина
назвать полусгнившую гать, он уже знал, что ноги принесут его не в Микешин скит – это потом, а в родную деревню. У маменьки добудет он себе быстрого коня, а бумагам найдет посыльного, который и передаст их вице-канцлеру «из рук в руки». Вот только кто поедет в Петербург? Он вспомнил отца Никанора – стар и немощен, и однорукого майора-соседа, тертый калач, но брехун, и дальнего родственника Силантия Потаповича, который, конечно, по бедности гостит у маменьки… И все эти люди казались совершенно неспособными на подобное поручение.
22
Лесток не удивился, когда получил от Дальона письменный приказ срочно оформить для де Брильи выездные бумаги. При дворе всем было известно страстное желание француза вернуться на родину. Несколько смутила Лестока приписка, небрежно нацарапанный постскриптум, в котором как бы между прочим сообщалось, что сам де Брильи в Москве (что его туда занесло?), что в Петербург он не поедет по причине разыгравшейся подагры и будет ждать посыльного с паспортом в охотничьем особняке на болотах. Ехать в особняк не малый крюк, болота не лучшее место для подагры. И вообще, при чем здесь подагра? В тридцать лет не болеют подагрой.
«У Брильи назначена на болотах встреча со шпионом от Шетарди, – решил Лесток. – Место для этого самое подходящее. Подождем…» И не стал оформлять кавалеру паспорт. Отговорка у Лестока была самая убедительная. В связи с чрезвычайным положением в государстве все бумаги для выезда из России подписывал лично вице-канцлер.
Чрезвычайное положение в стране Лесток создавал в прямом и переносном смысле своими собственными руками. Ивана Лопухина дважды поднимали на дыбу. Никаких новых показаний он не дал, только кричал по-звериному. Отец его, бывший генерал-кригс-комиссар Степан Лопухин, висел на дыбе десять минут. И тоже без толку.
Бормотание… Хрип невнятный. Да, говорил крамольные речи. Мол, беспорядки сейчас… Мол, лучше бы Анна Леопольдовна была бы правительницей… Мол, министров прежних всех разослали… Мол, будет еще тужить о них императрица, да взять будет негде…
Замышлял ли переворот в пользу свергнутого Ивана?
Опять бормотание… Говаривал с женой Натальей, что ее величеством обижен, что без чинов оставлен… Говаривал, что сенаторов нынче путных мало, а прочие все дураки… Мол, дела не знают и тем приводят ее величество народу в озлобление…
Все это бормотание несказанно злило Лестока. Как доказать, что арестованные не болтуны, а заговорщики и отравители? И хоть бы кто упомянул на розыске имя вице-канцлера Алексея Бестужева! А иначе для чего эта возня с семейством Лопухиных, зачем пытать Анну Бестужеву, безмозглого графа Путятина и всех прочих?
В Петербурге и в Москве шли обыски. Везли к Лестоку личную переписку арестованных: целый узел писем Степана Лопухина из Москвы, любовные письма да неграмотные отцовские наставления, изъятые у преображенца Михайлы Аргамакова, письма адъютанта лейб-конного полка Колычева Степана. Привезли длинный, оклеенный нерповой кожей ящик с перепиской Анны Бестужевой. Выудить из