Капкан для пилигрима. Андрей Владимирович Останин
каждый день умирают, – шмыгнул носом парнишка, рукавом ветхой рубахи слезинки по лицу размазал. – А плакать почему-то после твоей молитвы захотелось.
– Значит, хорошая молитва, правильная, – заключил Матвей и глаза в сторону отвёл. В отставку собирался, специально стихи выучил. На прощальном вечере прочитать хотел: с выражением, как полагается. Кто бы знал, где пригодятся.
– Теперь мужики в лучший мир попадут? – окончательно пришёл в себя пацан, глянул на Матвея заинтересованно. Точно и не ревел только что в три ручья.
– Да откуда нам знать, куда они попадут? – удивился тот. – Наше дело отсюда их по-человечески проводить, а там… Кто что заслужил, тот то и получит. А ты что думал, малец: прочитал монах молитву, тут тебе и пропуск в лучший мир?
– А зачем она тогда? – растерялся паренёк.
– Я ж говорю – попрощаться, – степенно изрёк Матвей, совсем с монашеской ролью сжился. – А грехи замолить не получится. Грехи добрыми делами надо исправлять, а не красивыми словами. Да поторапливаться, чтобы при жизни успеть, с собой не тащить.
Мальчонка помолчал пару минут, подумал, брови насупивши. Решил что-то для себя, отошёл в сторонку и на травку уселся. Из сумы добыл мятые листочки бумаги, огрызок карандаша и принялся старательно выводить одному ему понятные закорючки. Аж язык от усердия высунул. Матвей улыбнулся. Пускай малой своими делами занимается, а ему не грех уже у старосты о благодарности поинтересоваться.
– Ну что, мил человек? – обронил солидно, с достоинством. – Справились с бедой?
– Вот уж спасибо так спасибо! – горячо выпалил староста, руки к выпуклой груди прижал. – Без тебя, божий человек, и не знали бы, как быть.
– Вы возле дороги пост круглосуточный организуйте, – взялся инструктировать Матвей и тут же голос затвердел, уверенностью налился. Преподавательский голос, поставленный.
– Пускай бдят и днём, и ночью, всех путников мимо деревни дальше отправляют. Возле дороги пару бочек с водой поставьте, да несколько корзин с сухарями. Чтобы уж точно незачем было людям к вам заходить. Ну, а там, глядишь и мор закончится. Не вечно же он длиться будет.
– Сделаем, – твёрдо заверил староста и Матвей, заглянув в его глаза, поверил. Этот сделает. Не зря людьми командует, заслужил такое право.
– Просьба у меня к тебе, – и старосту внимательным взглядом окатил. – Пацанёнка пристроить надо. Ни к чему дитё с собой таскать, сам понимаешь.
Староста смутился, плечами поник и взглядом завилял, как виноватая дворняга репейным хвостиком.
– Не принято у нас так, монах, – выдавил, наконец. – Своих сорванцов хватает, а чужого и пристроить не к кому. Обижать ведь будут, свои-то, да и наследство, опять же… И вообще.
– Прав был малой, – разочарованно протянул Матвей. – Действительно, не удастся от него избавиться.
– А ты оставайся, монах! – загорелся вдруг староста, полыхнул энтузиазмом не хуже костра. – Человек ты не только божий, но и решительный, знающий, опытный. Уж для такого-то спроворили бы жильё подходящее. А пацанёнок помощником тебе.
– Не моя это судьба – на месте