Рус. Заговор богов. Вадим Крабов
заставу не-воз-мож-но. Я ему верю.
– Отиг – нос отстриг, – послышалось снизу. – Как приятно тебя дразнить, дарки меня раздери, учитель! – Пиренгул понял, кто подсказал Отигу формулу деактивации, и с усмешкой покосился на покрасневшего магистра, который буркнул: «Переделаю. Руки дойдут, видят боги, переделаю».
– Да продлят боги ваши годы! Уважаемый Отиг, – сказал Рус, войдя в столовую, и чинно поклонился хозяину дома. – Дражайший тесть, – перенес поклон на князя. Он был одет в свою любимую кольчугу поверх поддоспешника – куртки с косым воротом длиной по колено (вровень с кольчугой) из плотной, но тем не менее легкой каганской ткани неопределенного цвета, который сам Рус называл словом «хаки». Толстый материал имел свойство неплохо амортизировать удары. – Сразу хочу успокоить: повредить тем узорам никак не возможно! Я сам восхищен искусством древних каганов…
– У них осадные лестницы, Рус! Надо бежать туда без промедления! – перебил его Пиренгул.
– Да хоть сто лестниц! Их невозможно закрепить, они скатываются со стен, будь на них хоть тысячи самых цепких «кошек»! А пойдем мы туда непременно… Всех созвал? – Князь хмуро кивнул. – Отиг, дай что-нибудь попить, а то в Кушинаре сейчас последняя ночная четверть кончается. С постели сорвался.
Пиренгул не лез в семейную жизнь дочери, но частые ночевки зятя неведомо где ему не нравились. Гелингин, разумеется, не жаловалась. И если бы посмела, то собственноручно бы ее отшлепал – тирский семейный кодекс был строг и не терпел стороннего вмешательства. Однако переживать за любимое чадо не запрещал. Помогать, в том числе и отческим внушением, тоже.
Перед тем как покинуть отиговскую обитель, Рус, несмотря на нетерпение Пиренгула, сел на удобный каганский плетеный стул, попросил «статер спокойствия», закрыл глаза и будто «потек»: лицо расслабилось, став спокойным и умиротворенным, как у спящего ребенка; голова упала на грудь, тело, вдавившись в спинку, словно распласталось – приняло форму кресла, руки-ноги опали. Он выглядел таким беззащитным, что, наверное, и у прожженного убийцы не поднялась бы рука не то что лишить его жизни, но и потревожить щекоткой.
Оба мага могли бы поклясться, что видели нечто, отделяющееся от тела. Повеяло Силой Эледриаса, и это «нечто» – нисколько не похожее на призрак – исчезло. Пиренгул с Отигом догадались, что Рус слился с Силой и полетел к Западной заставе, и поразились тому, что он, оказывается, может из «слияния» рассмотреть не только миражи, навеваемые потоками Силы, но и реальный мир. Иначе не стоило бы выходить из физического тела. Оба не проронили ни слова, и оба не удивились тому, что Рус выбрал силу Эледриаса, а не «родную» ему, силу Геи. Скромничает этот пасынок одного бога, отшучивается от всеобщего признания за ним побратимства с другим высшим существом. Пиренгул не понимал, зачем он так поступает. Сам князь нисколько бы таких связей не стеснялся. Иногда он