Джанан. Пленница тирана. Екатерина Орлова
прорывает. Я начинаю захлебываться слезами и тру, тру, тру кожу, которая все еще кажется липкой и грязной. Ко мне как будто только сейчас приходит осознание того, что произошло, и на меня разом наваливается весь груз испытанного ужаса.
Я не слышу, как открывается дверца душа, только чувствую на себе руки Инас, которая вырывает у меня из пальцев мочалку и отбрасывает ее в сторону. А потом обнимает меня и ждет, пока истерика не закончится.
– Так, а это у нас тут что такое? Вода вам, что ли, бесплатная? – громыхает злобная женщина. – Ну-ка вышли отсюда!
Инас выводит меня из кабинки, а женщина переключается на девочек, которые задерживаются с мытьем ног. Мы идем в нишу, чтобы вытереться и одеться, и, как только я берусь за полотенце, мои слезы резко высыхают. Кажется, прояви я хоть малейшую слабость, мне будет не доехать к Заиду в гарем. Почему-то сейчас человек, встречи с которым я так боялась, кажется мне спасением.
По возвращении в комнату служанки показывают нам наши места для сна, и мы с Инас опускаемся на матрасы, после чего смотрим друг на друга.
– Знаешь, когда я была ребенком, то мечтала, что в один день превращусь в мужчину и накажу всех, кто обижает женщин, – говорит Инас, промокая волосы полотенцем. – К сожалению, я так и осталась девочкой, но желание наказывать никуда не делось.
– У меня никогда не было такого желания, – отвечаю я, водя ладонью по бедру. Болезненные ощущения от соприкосновения ткани со свежими ранками не дают мне снова задуматься о случившемся. И у меня такое чувство, что, потеряй я этот раздражитель, тут же упаду в обморок от переизбытка негативных эмоций. – А теперь вот появилось.
– Это понятно. Ты сегодня пережила самый большой ужас каждой женщины. Надо сказать, ты еще прекрасно держишься. Расскажи о себе.
– Не люблю говорить о себе. Да и нечего рассказывать. Все как у всех.
– Не хочешь рассказывать – не надо. Не буду тебя пытать. Захочешь – поделишься.
– Мхм, – отвечаю негромко, а потом и сама начинаю заниматься волосами, иначе к вечеру они превратятся в гнездо.
Позже нам приносят довольно скромный обед. Девушки едят под пристальными взглядами служанок и той злобной женщины, а я не могу заставить себя проглотить ни рисинки. Еда встает поперек горла и дальше не движется. В какой-то момент в дверном проеме встает Малих, и я давлюсь воздухом. Резко поворачиваюсь к нему спиной, пока он своим сальным взглядом обводит комнату. Не знаю, ищет ли он меня, но все равно пытаюсь превратиться в пыль под ковриком, на котором сижу. Чувствую, как по всему телу разбегаются колючие мурашки, и меня передергивает. К горлу подкатывает тошнота, и меня бросает в холодный пот от одной мысли, что этот страшный человек сейчас может смотреть прямо на меня.
– О, уже спелись, – ворчит Инас.
– В каком смысле? – выдыхаю дрожащим голосом.
Она кивает в сторону входа.
– Этот проводник, который… – она запинается. – И хозяйка этого дома. Они были бы хорошей парой. Перегрызли бы друг другу глотки, и всему миру стало