Самое ужасное путешествие. Эпсли Черри-Гаррард
от них уйти. Когда судно шло под парами, перемена окружающей обстановки бывала еще заметнее. Случалось войти в разводье и пройти километр-другой без помехи; иногда мы натыкались на большое поле тонкого льда, который легко ломался под напором обитого железом носа нашего судна. Но случалось, даже тонкого слоя ничем нельзя было проломить. Иногда мы сравнительно легко толкали перед собой большие льдины, а то вдруг опять небольшая льдина, точно одержимая злым духом, упорно преграждала путь. Иногда мы проходили через огромные пространства снежуры, которая терлась, шипя, о борт судна. Вдруг шипение без всякой видимой причины прекращалось, и винт бесполезно вращался в воде.
Дни, когда судно находилось под парами, проходили в постоянно меняющейся обстановке, и вспоминаются они, как дни непрерывной борьбы.
Судно вело себя великолепно. Никакое другое судно, в том числе «Дисковери», попав в такой сплошной лед, так успешно не пробилось бы. «Нимрод», конечно, также никогда бы не добрался до южных вод, если бы он попал в такой паковый лед. Вследствие этого я удивительно привязался к моей «Терра-Нове». Точно живое существо, сознательно выдерживающее отчаянную борьбу, она могучими толчками наскакивала на огромные льдины, продавливая, раздвигая или увёртываясь от них. Если бы только машины экономнее поглощали уголь, судно было бы во всех отношениях безукоризненным.
Раз или два мы очутились среди таких льдов, которые возвышались на 2–2.5 метра над водой, с торосами, достигавшими 8 метров вышины. Судну не было бы спасения, если бы его сжали такие льдины. Нас сначала пугало такоеположение. Но человек со всем свыкается. Большого сжатия мы не испытали ни разу, да его, мне кажется, никогда и не бывает.
Погода часто менялась во время нашего пребывания во льдах. Сильный ветер дул то с запада, то с востока, небо часто все заволакивалось, и бывали снежные метели, падал снег хлопьями, выпадал даже легкий дождь. При таких условиях нам было лучше в дрейфующих льдах, чем было бы вне их. Самая скверная погода мало могла нам вредить. К тому же больший процент был солнечных дней, так что даже при порядочном морозе все принимало веселый, приветливый вид. Солнце радовало изумительными световыми эффектами, расписывая небо, облака и льды такими нежными тонами, что можно было бы приезжать издалека, чтобы полюбоваться ими. При всем нашем нетерпении мы неохотно лишились бы тех многих прекрасных зрелищ, которыми обязаны нашему пребыванию в паковых льдах. Понтинг и Уилсон усердно работали, стараясь уловить эти эффекты, но никакое искусство не в состоянии передать глубокую голубизну айсбергов»[11].
Обычно вахтенный офицер управлял судном из «вороньего гнезда». Свои приказания рулевому он выкрикивал сам, а в машинное отделение передавал через вахтенного мидшипмена,[43] стоящего на мостике. Офицеру приходилось не только решать – и быстро, – какие льдины можно, а какие нельзя атаковать, но и выбирать наилучший курс следования на ближайшее время; работа, конечно, увлекательная, но, мне кажется, она быстро
Военно-морское звание «мидшипмен» употреблено здесь с ироническим оттенком.