Копчёная селёдка без горчицы. Алан Брэдли

      Кабинет доктора располагался на центральной улице прямо за углом после Коровьего переулка. Я приподняла дверной молоток – медную змею на палке – и громко постучала. Почти сразу же, или мне так показалось, окно наверху распахнулось с резким деревянным треском, и появилась голова доктора Дарби с взъерошенными со сна седыми тонкими волосами.

      – Колокольчик, – сварливо сказал он. – Пожалуйста, пользуйтесь колокольчиком.

      Я символически нажала на кнопку большим пальцем, и где-то в глубине дома приглушенно зазвонило.

      – Это цыганка! – крикнула я ему наверх. – Та, что с праздника. Кажется, кто-то пытался ее убить.

      Окно захлопнулось.

      Прошло не больше минуты, потом входная дверь открылась, и доктор Дарби вышел на улицу, на ходу надевая пиджак.

      – Моя машина сзади, – сказал он. – Пойдем.

      – Но как насчет Грая? – спросила я, указывая на старого коня, спокойно стоявшего на улице.

      – Отведи его за угол в конюшню, – сказал он. – Эскулап будет рад его обществу.

      Эскулап был дряхлой клячей, возившей легкий экипаж доктора Дарби до того, как десять лет назад доктор наконец уступил давлению пациентов и купил усталый старый «моррис» с бычьей мордой – открытый двухместный автомобиль, который Даффи именовала «Крушением “Гесперуса”».

      Я обняла шею Грая, когда он вошел в стойло с еле слышным вздохом.

      – Быстро, – сказал доктор Дарби, бросая чемоданчик назад, за сиденья.

      Через несколько секунд мы свернули с центральной улицы в Канаву.

      – Изгороди, говоришь?

      Я кивнула, держась изо всех сил. Один раз мне показалось, что доктор Дарби украдкой бросил взгляд на мои окровавленные руки, но что бы он ни подумал, он оставил это при себе.

      Мы неслись по узкой тропинке, передние фары «морриса» освещали зеленый туннель из деревьев и изгородей. Мы пролетели мимо владений Буллов так быстро, что я едва успела это заметить, хотя мой мозг сумел зарегистрировать факт, что дом теперь был погружен в полную темноту.