Diablo. Черная дорога. Мэл Одом
желая показывать, что испугался. Прикрылся небольшим волшебным щитом – и остался невредимым. Поступок этот произвел желаемый эффект – страх рабов перед дверью сменился страхом перед ним.
Дверь представляла собой угрозу, но угрозу неопределенную. Чолик же несколько раз доказал, что, убивая рабов и сбрасывая их тела в пропасть, он не мучится угрызениями совести. Собравшись, остановившись – его переполняла слабость, но жрец не мог позволить себе споткнуться, – Чолик повернулся к рабам.
Лихорадочные перешептывания мигом прекратились, были слышны только стоны человека, баюкающего сломанную ногу. Но вот и он уткнулся лицом в сгиб у локтя, больше не крича, лишь хныча еле слышно.
Зная, что ему понадобится куда больше сил, чем есть у него сейчас, чтобы встретиться с тем, что находится по ту сторону двери Кабраксиса, Чолик произнес магические слова, призывая Тьму, которой десятки лет назад боялся, в которую несколько лет назад начал погружаться и с помощью которой совсем недавно обрел силу.
Старый жрец воздел правую руку, шевеля растопыренными пальцами. Слова, запрещенные Церковью Закарума, слетали с его языка, и он чувствовал, как в тело пиявкой впивается энергия, прокусывая плоть, расцарапывая кости острыми коготками. Если заклинание не сработает, он наверняка рухнет, провалившись в беспамятство, и пролежит так, пока тело не восстановится.
Вокруг головы жреца вспыхнул пурпурный нимб. С пальцев сорвалась алая стрела и полетела к рабу со сломанной ногой. Красный свет коснулся его, разлился по телу, огромная невидимая рука сжала человека в кулаке, и раб закричал.
Чолик продолжал говорить, чувствуя, как становится сильнее по мере того, как заклятие связывает его с землекопом. Слова слетали с губ все быстрее и увереннее. Невидимая рука распластала человека по земле, а затем вздернула его вверх, подвесив в воздухе.
– Нет! – вопил несчастный. – Пожалуйста! Умоляю! Я буду работать! Я буду работать!
Когда-то человеческий ужас и мольбы могли тронуть сердце Чолика. Нет, подобные вещи никогда глубоко не бередили душу жреца, ибо старик не помнил, чтобы когда-то чужие нужды были для него превыше собственных. Но были времена, когда он вместе с миссионерами Церкви Закарума исцелял болящих и ухаживал за раненными во время нередких стычек между Вестмаршем и Тристрамом.
– Нееееет! – кричал человек.
Остальные рабы отступили назад, некоторые просили за страдальца.
Чолик заговорил снова, а затем сжал кулак. Пурпурный нимб почернел, как чернеет на теле синяк, и багровая дуга ринулась к висящему рабу.
Когда тьма коснулась человека, тело его принялось съеживаться. Эхо жуткого хруста выскакивающих из своих гнезд рук и ног наполнило пещеру. Раб закричал снова – несмотря на бушующую в нем агонию, он оставался в сознании.
Несколько жрецов, покинувшие Вестмарш вместе с Чоликом, но еще не отрекшиеся от путей Церкви Закарума, упали на колени, прижавшись лицами к шершавому полу. Их Церковь исповедовала лишь принципы исцеления