Только не отпускай. Юлия Резник
таю. Немного…
Дину такой расклад явно не устраивал. С удивительной для ее комплекции ловкостью она протиснулась между моим креслом и стенкой. А потом, нависнув надо мной всей своей нешуточной массой, развернула к себе лэптоп.
– Что это? – нахмурилась она, вчитываясь в текст.
– Очередная претензия очередного «обманутого» клиента.
– «Чтоб ты сдохла, конченая сука»? Это теперь называется претензией? – возмутилась она. – Да он же тебя ненавидит! Кто это вообще? – пролистала страницу дальше. – А, Белоусов! Тот разрисованный уголовник? Ус?
– Ага… Уголовник, который ненавидит меня и, видимо, орфографию тоже…
Динка усмехнулась. Я поерзала, заставляя ее отступить. Нашарила сброшенные на пол туфли и выбралась из кресла. Чтобы не портить настроение ни себе, ни помощнице еще больше, я не стала говорить ей о том, что это далеко не самое ужасное письмо из тех, что мне приходили. Были в посланиях недавно откинувшегося из зоны Уса и откровенные угрозы. На которые я поначалу не обращала внимания, но чем дальше, тем они становились страшней. А ведь я уже вручила ему ваучер, покрывающий затраты на авиаперелет, и подтвердила закрепленную за ним на следующий год бронь в отеле. То есть выполнила все свои обязательства. Чего еще от меня хотел этот угрюмый мужик – я не знала. Уж очень он расстроился, когда из-за пандемии сорвалась его поездка в солнечную Турцию. Как будто я лично нарушила его планы! Черт… Знал бы он, как я сама со всеми этими карантинами встряла. Так встряла, что уже и не выбраться.
Я обвела взглядом свой небольшой, но довольно миленький офис. Прощаясь… Шансов на то, что мне удастся продержаться до лучших времен, не осталось. Даже крупные туристические компании оказались на грани банкротства, а у таких скромных турагентств, как мое, шансов, наверное, и не было. Но я не могла хотя бы не попытаться спасти свой бизнес. Слишком много в него было вложено сил, души, времени, денег! Так что теперь хоть плачь.
– А знаешь, Дина, ну его все к черту!
– И правильно! Узнаю свою девочку!
Ага. Девочку. Я себя где-то так и чувствовала – маленькой обиженной девочкой. Даже голос звенел от слез. Я его не узнавала. Вспышка слабости оказалась такой неожиданной, что я, не зная, как с нею справиться, торопливо отвернулась к шкафу. Мы с Диной уже опустошили полки. Собрали документы в коробки, которые теперь загораживали и без того не слишком широкий проход, но внутри еще оставались кое-какие мелочи и… бутылка вина. Один из клиентов поздравил нас еще с Восьмым марта.
Я взяла бутылку, покрутила в руках… Динка была права. Нужно было сворачиваться и топать домой, к семье… Но я не хотела. Это, наверное, самое страшное, когда не хочется идти домой. Пожевав губу, я нерешительно пробормотала:
– Выпьем?
Дина изумленно вскинула бровь. А потом, будто осознав что-то, решительно кивнула:
– А давай!
Бокалов у нас не водилось, но был неплохой чайный сервиз, купленный, чтобы произвести впечатление на клиентов. Вино мы разлили по фарфоровым чашкам.
– Ну, что? Не чокаясь? Как если бы за упокой?
– Маринка! Ну, что ты такое болтаешь? – возмутилась моей горькой иронии Дина. – Это просто полоса такая. Черная. А там, где убыло, значит, обязательно вскоре прибудет. И все у тебя будет хо-ро-шо!
– Дай бог. Тут хоть бы работу найти… Денег совсем не осталось.
– А Вадик?
Я поморщилась. Вадик – это мой муж. Мы поженились еще в юности, и долгое время я слепо его обожала. Просто поверить не могла, что такой парень, как он, взглянул на меня – ничем не привлекательную девушку из глубинки. Сам Владик был потомственным интеллигентом. Мать – поэтесса. Никем, правда, особо не признанная, но ведь как гордо звучит! Отец – виолончелист. Хороший мужик. Со свекром у нас была взаимная любовь, а вот со свекровью как-то не сложилось. Она изначально относилась ко мне как к человеку второго сорта. Для нее я была плебейкой, которая, хитростью забеременев, женила на себе её обожаемого сыночка. На самом деле хитрить мне бы и в голову не пришло. Просто у Владика в то время были какие-то свои личные счеты с презервативами, а я… я была слишком доверчивой, по уши влюбленной и… глупой. Боже мой, какой же глупой я была!
– Ну, а что Вадик? У него тоже работы нет. Он ведь музыкант, Дин… А людям сейчас не до музыки.
– Музыкант… – выплюнула Дина, будто это слово было ругательным. – А делом твой музыкант заняться не хочет? Сороковник скоро, а он все на гитаре бренчит. На тебя все заботы свесил – и рад стараться.
– Это его призвание.
Наверное, мои возражения прозвучали излишне вяло, даже натужно. Словно я себе сама не до конца верила. Я вообще все чаще себя ловила на том, что, выгораживая мужа, говорю словами свекрови. Не своими. Ловила… и тут же отгоняла эту мысль прочь. Иначе бы мне пришлось заглянуть внутрь себя… Ответить на те вопросы, которые уже давно зрели там, на подкорке, и наверняка бы потребовали от меня каких-то решительных действий. А я просто не была к ним готова. Перемены меня страшили.
– Знаешь, говорят, если твои