Я тебя никому не отдам. Олег Рой
второй половине прошлого века строили себе более-менее успешные – по тем временам – люди. Многие из тех домишек – особенно те, что подальше от «города», – так и дожили до наших дней не то что без переделки, а зачастую даже без минимального ремонта.
И похожи все друг на друга как близнецы. Потемневший от времени бревенчатый сруб, между комнатами – хлипкие фанерные перегородки, оклеенные давно поблекшими бумажными обоями в крупных цветах, по стенам – витые шнуры древней проводки, пол из широких, просвечивающих через облупленную краску досок, скрипит и гуляет под ногами. В маленьких, почти квадратных двустворчатых окнах – непременно один-два уголка отбиты, а сами стекла немыты с доисторических времен. Ко всему этому дряхлому великолепию обычно прилагается еще холодная веранда с дребезжащими стеклами в мелких переплетах пересохших рам, выходящая на типовое крылечко о трех подгнивших ступеньках, накрытое дохлым, ни от какого дождя не защищающим козырьком на двух вихлястых столбиках – сверху либо жесть, либо драный рубероид с «лохматыми» от старости краями. Не дача, а машина времени. Добро пожаловать в СССР!
Парголовский «Танин» дом, как и большинство таких вот дач, отапливался здоровенной печью, обосновавшейся в самой середине дома – чтобы одновременно обогревать все комнаты, – и, похоже, давным-давно забывшей, что такое дрова. Большинство подобных дач на зиму «консервируются», оживая лишь весной, когда старшее поколение начинает воодушевленно «огородничать». А уж летом непременно везут детишек – чтоб «подышали воздухом» и полакомились «витаминами прямо с грядки».
Но у владельцев этого дома, судя по всему, не было ни маленьких детей, ни пожилых родственников. Участок буйно зарос бурьяном, крапивой да беспрепятственно наползающей от соседей одичавшей малиной. Ни следа огородных или цветочных грядок, только полдюжины старых яблонь да пара кривых узловатых вишен. В общем, дача, похоже, пустовала не только зимой, но и летом. Причем далеко не один год. Обычно в таких «фазендах» сохраняются хоть какие-то следы человеческого пребывания: дырявая детская ванночка, сломанная коляска, драный выцветший мячик, размокший обмылок, забытый на рукомойнике. Да хотя бы стопка желтых, пропахших пылью древних журналов или газет, что хранят на растопку.
Здесь же не было ничего. Ни в доме, ни на участке. Как будто здесь никогда и не жили. Или выгребли все подчистую. Включая пыль. В доме было на удивление чисто. Обшарпанная, но аккуратно протертая мебель, в кухонном шкафчике – недорогой, но неожиданно современный набор посуды, в комоде – несколько комплектов постельного белья, тоже сегодняшнего, да пустые вешалки. Ни телевизора – пусть даже самого древнего и завалящего, ни книг, ни журналов, ни газет у печки.
Поспать, как советовала Таня, тоже не вышло. Стоило закрыть глаза, и там, под сомкнутыми веками, вновь и вновь неторопливо, вальяжно, как в замедленной съемке, сыпались из разбитой вазы ветки сирени. Они цеплялись друг за друга и как будто царапали изнутри и так уже достаточно