Сцены из минской жизни (сборник). Александр Станюта
улыбку:
– И когда ты все испортил. Так это платье тебе нравится? Только не сходи с ума опять.
Авелян хочет с ней потанцевать.
– Да, я давно заметила.
– А он ниже тебя. Стесняется.
– Я постараюсь быть пониже. Пусть бы пригласил.
– Пойдешь вприсядку? Чтобы только не обидеть, не дай бог. Русская добрая душа.
– Не заводись. Он, правда, симпатичный.
– Только на тебя и смотрит.
– Робеет бедненький.
– Как кролик…
– А я удав, да?
– Нет.
– Удав, с которым ты где хочешь, там и делаешь что тебе нужно. Даже в театре.
Карп вдруг командует:
– Слушать меня! На берег! Строем!
Кто-то его поддерживает:
– На воздух!
– На волю! В пампасы!
Мы вываливаемся в теплый темный вечер. Отец Карпа стоит в дверях:
– Вовка, вы много выпили! Я вызову машину.
– Папа, никаких машин! Мы будем близко, в парке Горького.
Переходим улицу Фрунзе.
– Полный вперед!
– Право на борт!
Мы в парке. Пусто, редкие желтые фонари.
Саша тихо спрашивает:
– Этот ваш Авелянчик маленький, он тоже где-то в морском училище?
– В летном. Будет гражданским летчиком. Воздушным извозчиком.
– Правда?
– Будет тебя возить по небесам. И на Луну.
– А мне и здесь неплохо. Только вот мама заставляет школу окончить, а там смертельная тоска.
– Сколько ты кончила?
– Девять классов. Больше не хочу.
Справа впереди планетарий. Дальше и вниз.
– Комната смеха. Помнишь ее? Я тебе объяснял тогда.
– Я помню, помню. Смотри, свет и милиция.
– Это по вечерам их пункт. Дежурят.
Кто-то из наших дам громко декламирует Маяковского:
– Моя милиция меня бережет!
Идем вперед по главной аллее. Упираемся в Сталина над клумбой с цветами. И все наши мореходы вдруг бросаются к клумбе, выдирают цветы с комьями земли и подкидывают их вверх, к голове, к груди Сталина. А тот как смотрел вперед, поверх всех нас, так и смотрит, усатый, без фуражки, в кителе и в сапогах, в каком-то распахнутом длинном плаще, накинутом на плечи, а может, фронтовой плащ-палатке. Он стоит неколебимо на кубе каменном, а этот куб стоит на квадратном цветнике.
Летят на Сталина цветы, комья земли. Саша смеется.
– Хороните второй раз? Тихо стоит себе несколько лет…
Крик все веселее и все громче.
– Да здравствует учитель всех народов!
– А на кого же ты нас покинул, отец?!
– Ура всемирному вождю!
Саша жалеет цветы:
– Не рвите так! Тут же анютины глазки и настурции! И львиный зев…
Вдруг сверху милицейские свистки.
Все мигом убегают, исчезают. От комнаты смеха топочут сапоги, фонарики светят в глаза, и милиционеры уже рядом с нами.
Саша вздыхает горестно:
– Ну, вот и все.
Сержант с язвительной улыбкой:
– А вы не убежали. Почему?
– Чего бежать? Мы с