Клим Драконоборец и Зона Смерти. Михаил Ахманов
Живо!
– Сказал, ммне могу-уу! Дуб нужен и цепь златая! Куда идти, если цепи ммнет?
– Я тебе покажу цепь! – пообещала госпожа Хоколь, снова поднимая рыбку. – В подвал отправлю с цепью на шее, и будет она не златая, а железная. Вот тогда и запоешь! – Она откусила от сосиски, прожевала и заметила: – Ммм… вкуснота какая… А тебе – крысы. Конечно, если поймаешь.
Фрейлины захихикали. Омриваль, добрая душа, пригорюнилась, – похоже, ей было жалко кота. Но обитательницы замка, даже сама королева, соблюдали правило: с госпожой Хоколь не спорят.
Ведунья заговорила, плавно помахивая то сосиской, то карасем:
– У нас в Хай Бории не капризничают и все почитают короля и королеву. Скажет королева: квакай! – будешь квакать. А не захочешь, так я помогу. – Она положила сосиску на стол и щелкнула пальцами. – Желаешь в жабу превратиться? Или в лягушку? Или все же будешь петь?
Лихо она его дрессирует, подумал Клим. Цирк дедушки Дурова, и только!
Хатуль мадан пошевелил усами, принюхиваясь то к сосиске, то к рыбке. Потом промурлыкал:
– В жабу ммне надо, не террплю жаб. Так и быть, спою. Но сегодня я ммне в голосе.
– Мы переживем, – пискнула юная фрейлина Дана. – Только песня должна быть про любовь!
– Непрременно, – согласился кот и, задрав хвост, взревел дурным голосом: – Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-чики-та!..
Две фрейлины лишились чувств, Омриваль побледнела, а госпожа Хоколь выронила рыбку. Кот тут же ее оприходовал.
Ведунья пришла в себя и гневно топнула ногой.
– Просили про любовь! Без всяких чики-чики! Другую давай!
– Это и есть прро любовь, только в дрругой рреальности, – сообщил кот, облизываясь. – И дрругих песен у нас тоже есть. Мрр… мрр… сейчас на писк настрроюсь… вот так: – Маррмеладный мой, я ммне пррава, поцеловала, обнимала…
– Ах ты, охальник! Издеваешься, да? – Госпожа Хоколь совсем рассвирепела и принялась делать затейливые пассы. – Нет, не в жабу, не в лягушку, а в червяка! И в болото, в болото! Жабам на корм пойдешь, мармеладный мой! Сей же час!
Громыхнуло, сверкнула молния, запахло сыростью и тиной, и кот в ужасе прижался к полу. Бог знает, чем бы все кончилось, но тут королева промолвила:
– Оставь его, тетушка Хоколь, не гневайся. Конечно, эти песни – не высокое искусство, и смысл их никому не понятен. Но я думаю, он только пробует голос, чтобы явить нам свой талант во всей красе. Если для этого нужна сосиска или сметана, пусть их получит.
Кот ожил и облизнулся.
– Мудррое ррешение, мудррое… ррыбка, сметана, сосиска… Но ша! Все же я сначала вам спою. Спою корролеве, ее дамам и корролю, которрый пррячется у дверри. Думаю, он будет доволен.
И хатуль мадан двинулся направо, шевеля усами, мурлыкая и свивая круги у ног госпожи Хоколь. Под его лапами сверкнула золотая цепь, простерлись мощные ветви дуба, и тогда он поднял голову и завел песню – на этот раз приятным баритоном:
Ой,