Звоните и приезжайте! Повести для детей. Анатолий Алексин
я привел к нам домой своего приятеля Ваську Паганини.
Паганини – это, конечно, прозвище. Васька играет на скрипке и учится в школе для одаренных.
– Ты любишь Сергея Прокофьева? – спросил я у Васьки, когда вся наша семья была в сборе.
– Еще бы! – ответил Васька.
– А Сергея Рахманинова?
– Кто же его не любит?
– А Сергея Потапова?
– Не знаю такого…
– Ни разу не слышал? Подумай как следует! Вспомни…
– Нет, о нем я не слышал. А почему ты интересуешься именно этим… как его фамилия? Почему? – удивлялся Васька так естественно, будто мы с ним не репетировали эту сцену в ванной комнате пятнадцать минут назад.
– Ну уж если Паганини его не знает! – воскликнул я и обвел взглядом всех членов нашей семьи.
Но мамино прошлое не сдавалось, не отступало!
Однажды по почте пришли сразу две открытки из нашей школы. Я вообще не люблю, когда моим родителям из школы присылают открытки. И как-то нечаянно прочитал… На этот раз речь шла не обо мне. Маму и папу приглашали на традиционный «объединенный» вечер выпускников сразу двух школ: нашей и музыкальной. Приглашали заранее, за неделю, и просили сообщить о вечере всем бывшим одноклассникам, о которых они что-нибудь знают.
Я сразу понял, что там будет присутствовать Сергей Потапов. «Вечер устраивают для того, чтобы доставить бывшим ученикам радость, – рассуждал я. – Но какую же радость испытает мой папа, если у мамы возникнут разные воспоминания? А они обязательно возникнут… хоть на минуту. И папа будет курить, не выходя в коридор…»
Я спрятал открытки. Сунул их в свой портфель.
Первое, что я увидел в школьном вестибюле, было огромное объявление о традиционном «объединенном» вечере. Внизу черным по белому было написано: «В художественной части выступит лауреат Всероссийского конкурса С. Потапов».
«Так, понятно… – подумал я. – Значит, он будет у всех на глазах демонстрировать свое искусство. Ему будут аплодировать. А папа продемонстрировать свое искусство у всех на глазах не сумеет. Ведь не сможет же он прямо на сцене вырезать кому-нибудь аппендицит! Или, точнее сказать, аппендикс…»
Я раскрыл портфель и запрятал открытки поглубже.
На следующий день после традиционного вечера учительница литературы, которая так хорошо помнила о маминых внешних данных, спросила:
– А почему не было твоей мамы?
Спросила так, будто папы у меня вообще нет. Я вопросительно развел руки в стороны.
Я давно уже знал этот способ: когда не хочется врать, не хочется говорить «да» или «нет», надо вопросительно развести руки в стороны. Пусть думают что хотят!
В тот же день мама, вернувшись с работы, вошла в комнату прямо в пальто. Когда она так стремительно, не задерживаясь в коридоре, проходит в комнату, я знаю, что ничего хорошего ждать не следует.
– Нам с папой ничего не присылали из школы? – спросила она.
Я попытался неопределенно развести руки в стороны. Но она повторяла:
– Нам ничего не присылали?
– Что-то,