Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990. Сборник
«Истину», нежели я предлагать оную?
Ценсор
Конечно, потому что я отвечаю за нее.
Сочинитель
Как? Вы должны отвечать за мою книгу? А разве сам я не могу отвечать за мою «Истину»? Вы присваиваете себе, государь мой, совсем не принадлежащее вам право. Вы не можете отвечать ни за образ мыслей моих, ни за дела мои. Я уже не дитя и не имею нужды в дядьке.
Ценсор
Но вы можете заблуждаться.
Сочинитель
А вы, г. цензор, не можете заблуждаться?
Ценсор
Нет, ибо я знаю, что до́лжно и чего не до́лжно позволить.
Сочинитель
А нам разве знать это запрещается? Разве это какая-нибудь
тайна?
Я очень хорошо знаю, что я делаю.
Ценсор
Если вы согласитесь (показывая на книгу) выбросить сии места, то вы можете книгу вашу издать в свет.
Сочинитель
Вы, отнимая душу у моей «Истины», лишая всех ее красот, хотите, чтобы я согласился в угождение вам обезобразить ее, сделать ее нелепою? Нет, г. ценсор, ваше требование бесчеловечно; виноват ли я, что истина моя вам не нравится и вы не понимаете ее?
Ценсор
Не всякая «Истина» должна быть напечатана.
Сочинитель
Почему же? Познание истины ведет к благополучию. Лишать человека сего познания, значит препятствовать ему в его благополучии, значит лишать его способов сделаться счастливым. Если можно не позволить одну «Истину», то до́лжно не позволить никакой, ибо истины между собою составляют непрерывную цепь. Исключить из них одну – значит отнять из цепи звено и ее разрушить. Притом же истинно великий муж не опасается слушать истину, не требует, чтобы ему слепо верили, но желает, чтоб его понимали.
Ценсор
Я вам говорю, государь мой, что книга ваша, без моего засвидетельствования, есть и будет ничто, потому что без оного не может быть напечатана.
Сочинитель
Г. ценсор! Позвольте сказать вам, что «Истина» моя стоила мне величайших трудов; я не щадил для нее моего здоровья, просиживал для нее дни и ночи: словом, книга есть моя собственность. А стеснять собственность, как говорит премудрый Кун, никогда не до́лжно, ибо через сие нарушается справедливость и порядок. Впрочем, вернее засвидетельствование ваше можно назвать незначащим, ибо опыт показывает, что оно нисколько не обеспечивает ни книги, ни сочинителя. Притом, г. ценсор, вы изъясняетесь слишком непозволительно.
Ценсор (гордо)
Я говорю с вами, как ценсор с сочинителем.
Сочинитель (с благородным чувством)
А я говорю с вами, как гражданин с гражданином.
Ценсор
Какая дерзость!
Сочинитель
О, Кун, благодетельный Кун! Если бы ты услышал разговор мой, если бы видел, как исполняют твои законы; если бы ты видел, как наблюдают справедливость. Если бы ты видел, как споспешествуют в твоих божественных намерениях, тогда бы… тогда бы справедливый гнев твой… Но прощайте, г. ценсор, я так заговорился, что потерял уже охоту печатать свою книгу. Знайте, однако ж, что «Истина» моя пребудет неизменно в сердце моем, исполненном любви к человечеству и которое не имеет