Клуб 28, или Ненадежные рассказчики. Милорад Кесаревич
вот Артур Викторович. Он регулярно публикует подробные фотоотчеты театральных премьер и ультракороткие рецензии на музыкальные релизы, не забывает отчитываться о пространственно-временных перемещениях из Москвы в Агру-Будапешт-Вильнюс-Гданьск-Дели и загружает яркие автопортреты с широкой улыбкой в 14 млн пикселей, будто надеясь, что макулатурой впечатлений удастся утрамбовать бездну одиночества, чтобы не слишком проваливалась. – К слову, – крякнул Антось Уладзiмiравiч и нехотя продолжил, – бабонька эта, оставившая в моей душе неприятный осадок с душком, также оставила долг в районе 17 тысяч целковых. Неделю назад вернула десятку. Как обычно, с ее стороны последовало много букв. Я продемонстрировал сдержанность.
Мы совершенно не знаем наших друзей, что уж говорить о «знакомых», потому что привыкли лгать. Мы лжем родителям, что записались к врачу, и лжем врачам, если все-таки добрались до больницы; лжем женам, что задержались на работе, и лжем друзьям, что довольны браком; лжем детям, что никогда не уйдем, и лжем любовницам, что обязательно разведемся. Обратная сторона жизни – не-истаграмовая, не-фейсбучная – неприглядна, и об этом хорошо знает ваш браузер. В отличие от соцсетей, «гугл» – наш советчик, друг, врач, собутыльник, исповедник и психотерапевт – знает нас куда лучше, чем мы сами себя понимаем: поисковики сигнализируют рекламодателям, что женщина забеременела, раньше, чем сама женщина купит тест в аптеке, причем неважно, откуда она родом: и в Индии, и в Мексике, и в США женщины при беременности вводят в поиске следующие запросы: «острая пища», «сладости», «шоколад», «соль» и «мороженое», только в разном порядке, с разной частотой. Вот почему прошу вас: никогда не копайтесь в чужой истории браузера, а то подцепите ночные кошмары, а такие блохи никакая мазь не вылечит.
– Вчера снова нагрянула: сказала, что по Гоше соскучилась. Полгода не виделись, а теперь что ни день – то «Привеееет!», как герой фильма «День сурка». Я так и не понял, что у нее на уме. Нихуя не понял.
Пассия Антося еще не знает: если ты бросила мужчину, то sero discursare est, як кажуць у Смаргонi: «Поздняк метаться». Причина заболевания бывшей Антося проста и прозаична: ни китайские палачи, ни священники инквизиции, ни гестаповские собаки не сравнятся в своей жестокости с женщиной, которую мужчина любит, а она его – нет. Ни доброты, ни терпимости, – одно неизлечимое раздражение безымянной, безадресной ненависти. Именно ненависть к себе и подталкивает девушку названивать и написывать гомельчанину, и все ее визиты к Антосю только распаляют раздражение – к себе. Удивительное дело, но, как революция всегда выбирает молодых любовников, так тупые стервы выбирают в возлюбленных порядочных, а оттого – тонкокожих мужчин. Но Антосю больше нечего ответить бывшей: их последние встречи пусты, а самый значимый, важнейший в любовной истории разговор состоялся год тому в больничной палате, куда беларус наведывался так же часто, как деревенский алкоголик – в продуктовый магазин на железнодорожной станции.
– Ей мужик