Клуб 28, или Ненадежные рассказчики. Милорад Кесаревич
считает песни отталкивающими и выключает плеер. Они не остаются равнодушными. И это уже немало.
Поезд пересек кольцевую станцию, до пункта назначения осталось совсем чуть-чуть.
– Вот ты заметила, что встречала молодых людей, которые кажутся куда старше. У тебя и голос такой: ты молодая, а тембр значительно старше, зрелой женщины.
– Я надеюсь, мне будет 20 лет всю жизнь, но голос действительно куда шире моей личности. Я люблю играть в компьютерные игры, я не знаю, как платятся налоги. Но мой голос взрослый, зрелый: он не подвержен времени, он шире времени. Эдакий Дориан Грей.
Но и ребенком я себя не считаю: я всегда общаюсь с людьми старше, мои друзья значительно старше, и никто из них никогда не называл меня «девочкой» или что-то в таком роде.
– Твой первый альбом сразу стал крупным музыкальным событием…
– …Как и его выпуск. Первый релиз состоялся за семь дней до терактов в Париже. Мы готовили премьеру альбома, но в Париже все отменили. Мне было противно, я была в ярости. Все говорили, что премьеру стоит отложить. Я ответила: «Нет». Те, кто хочет остаться дома, пусть остаются, я их прекрасно понимаю. Но нам нельзя предавать наш образ жизни, любовь к свободе, которую мы имеем, нельзя предавать идентичность. И мы выступили в клубе мадам Артура. Это был замечательный вечер, замечательный момент общения с публикой. Каждый почувствовал: «Мы возвращаемся, жизнь продолжается».
– Вот почему ты решила дать первый крупный концерт в «Батаклане»?
– В том числе. Для дебютного большого концерта мне предложили на выбор две сцены. Я не рискнула выступать в «Олимпии», потому что это слишком большое помещение, и выбрала «Батаклан». Да, не спорю, выбрала не случайно: я выбрала клуб, где совершили теракт, не для того, чтобы спекулировать на эмоциях, но чтобы показать: «Жизнь продолжается». Я уверена, что «Батаклан» должен и дальше работать как клуб, как место эмоций, а не как мавзолей. Я уважаю скорбь и боль каждого человека, каждого, чьи родные погибли там, но именно поэтому мы должны жить сильно, жить глубокого, жить за себя и за каждого из погибших. Атаковав «Батаклан», преступники атаковали наш образ жизни. И мы должны ответить. В том числе песнями.
Ее серые глаза налились металлической твердостью, как волны северных морей в бурю.
– Когда первый альбом вышел, ты не боялась, не испугалась того, что последует после?
Она запрокинула голову и ладонью отбросила волосы со лба, как делает всякий раз, когда хочет сказать что-то важное: этот жест я запомнил еще на концерте.
– Нет, я была счастлива. Знаешь это чувство, когда отправляешь кому-то признание в любви – и ждешь, что же он ответит? Все мои песни – послание любви. Первый альбом – итог трехлетних блужданий и поисков, которые мне удалось выместить вовне, как образы, которые художник наносит на полотно. Альбом – это моя палитра эмоций и эпох: и 80-е, и 70-е, и техноноль 90-х, и евродэнс… Музыка течет сквозь время и цвета, это лоскутное одеяло,