Святое дело. Михаил Серегин
позволить ему поговорить с отравившимися неизвестным наркотическим веществом юными язычниками Костя лишь покачал головой.
– Двоих мы этой ночью потеряли, а третий в реанимации. Так что побеседовать тебе с ними никак не удастся.
Отец Василий поперхнулся.
– Ты бы не лез в эти дела, Мишаня, – настороженно блеснул стеклами очков главврач. – Пусть этим менты занимаются... Это их забота.
– И моя тоже, – тихо проронил священник. – Всякая потерянная для господа душа – моя забота.
– И чего ты от меня хочешь? – хмуро поинтересовался главврач.
– Дай мне адрес, откуда их доставили. Пойду, гляну...
Костя неодобрительно посмотрел на друга, некоторое время размышлял, а потом все-таки поднял трубку и набрал номер.
– Анечка? Слушай, Анечка, дай-ка мне адресок, с которого к нам эти наркоманы поступили. Да-да, те самые...
Главврач подтянул к себе листок бумаги, корявым медицинским почерком написал адрес и протянул записку священнику.
– Держи. Это должно быть недалеко.
Отец Василий благодарно кивнул, поднялся, но Костя остановил его властным жестом.
– И это... Мишаня, я не знаю, поможет ли это тебе, но ребятами уже интересовались.
– Менты?
– Если бы... Бачурин поутру приходил.
Священника будто ударили поленом по голове.
– Зачем? – хрипло спросил он.
– Я не знаю, – покачал головой Костя. – Сам-то я его не видел. Мне сестричка из приемного покоя сказала.
– Вот это номер... – прошептал отец Василий.
То, что язычников навещал Бача, меняло многое. С точки зрения отца Василия, теперь дело из банального превращалось в крайне подозрительное, почти политическое. Он не знал, что за этим стоит, как не знал и того, есть ли эта информация у ментов, но искренне надеялся, что следователи не пройдут мимо этого странного факта.
«Обязательно надо со Скобцовым поговорить! – решил священник, сбегая по больничной лестнице. – Обязательно! А сейчас, не мешкая, на место происшествия! Посмотрим, что за шабаш они там устроили...»
Низенький частный дом, в котором траванулись три отрока, и впрямь оказался совсем рядом, на самом краю Татарской слободы. Утирая обильно сбегающий по лицу пот огромным носовым платком, отец Василий постучал в калитку, но никто ему не ответил. Тогда он осторожно заглянул за забор, понял, что собаки во дворе нет, и толкнул калитку от себя.
Маленький, захламленный старым железом двор оставлял впечатление нежилого. Отец Василий подошел к двери, пригляделся и понимающе кивнул головой: на дверях уже красовалась пластилиновая ментовская печать. Точнее, то, что от нее осталось: от жары пластилин потек и съехал вниз, так что буквы стали почти нечитаемыми.
Он отошел от двери и направился вкруг дома, просто, чтобы почувствовать саму атмосферу этого нечистого места, но зайдя за угол, замер. Здесь, на заднем дворе, на идеально вычищенной и тщательно посыпанной песком площадке, прямо в центре, красовался идол. Самый настоящий.
Высокая, в человеческий